1888

Себастьян приглушенно посмеялся, не вынимая изо рта гамбургскую сигару.

– Мистер Брандт, наши милые друзья из клуба считают, что лорд Абберлайн почил благодаря вам. Не нужно разубеждать их в этом. Банкир Джеффри Мэй попытается сделать так, чтобы банк вычеркнул ваше имя из списка должников.

Я обреченно потупил голову, провел руками по лицу, будто стараясь что-то стряхнуть с себя, и подумал о том, какую цену запросит мистер Мэй за свое вмешательство.

– Можно попросить вас о помощи? Это касается расследования.

– Все, что угодно, – причмокивая ответил мужчина.

– Мистер Гилберт отказывает мне в аресте Беатрис Белл под разными нелепыми предлогами. Я считаю, что женщина откупается. Она сейчас находится в Бирмингеме. Нужно доставить ее в Лондон.

– Беатрис? – удивлено спросил Себастьян. – Зачем вам жена мистера Белла?

– Она собирает в Лондоне благотворительность, зараженную сибирской язвой.

– Решила подорвать и так шаткий авторитет высшего класса?.. Вы сделали для клуба больше, чем планировалось. Отличная работа, – сказал Себастьян. – Теперь Томаса можно будет прилюдно обвинить в укрывательстве потенциального преступника.

– Томас Гилберт скоро отойдет от дел. Виктор мертв. Ваш детектив готов занять мое место?

– Тут такое дело… Тот детектив, про которого я говорил, – это были вы, – ответил Себастьян и не торопясь стряхнул пепел с сигары, осыпав им все вокруг себя. – Клаудия скоро покинет Англию и отправится во Францию. Ее пациенты не ждут часа выхода из тюрьмы, в отличие от людей, которых вы обвинили. Вы останетесь в Лондоне, среди участников клуба, не снимающих крестик с шеи, строящих друг другу новые козни и надеющихся скорее с вами встретиться. Итан, ваше положение и значимость для солидных джентльменов и леди слишком высоки, чтобы вас можно было просто отпустить. Каждая судьба связана с вами. Прознай эти люди о вашем переезде в другую страну, вы бы даже не успели покинуть порт.

Мое сердце обиженно замерло, губы сжались, брови грозно сдвинулись к переносице. Я ощутил, как лицо и уши покраснели от злобы, но не совсем понимал, на кого она была направлена: на себя за то, что десять лет назад самостоятельно спустился к ним в преисподнюю? На участников клуба, занимающихся любой нелепицей вместо дела? Или на лорда Олсуфьева, заинтересованного во мне, как все остальные, и не готового прощаться?

– Себастьян, я так устал быть плохим для всех.

– В нашем возрасте нет понятий плохой или хороший. Сейчас все смотрят на то, насколько вы полезны. А вы очень полезны.

– Конечно… конечно, – согласился я, на поднимая головы. – Состоятельные и достопочтенные господа, которые всю жизнь воюют между собой за самых незаменимых всю свою жизнь, никак не могут понять, что в конце концов мы проиграем все вместе.

– С давних времен у кого-то имелась сила, а кто-то имел ключи к ней, мистер Брандт. Мы ищем дураков, вроде мисс Дю Пьен или мистера Гилберта, не готовых стоять и ждать где-то там внизу среди необразованных плебеев, но читающих и мечтающих о роскошной жизни, – ответил мужчина, вальяжно откинувшись назад. – Кто-то даже готов продать душу нечистому ради кутежей и бесконечных игр в окружении главных интриганов и сплетников, в чьих руках сосредоточена большая часть власти в Лондоне.

Мне приходилось делать страшные вещи ради приглашения в их общество, чтобы они считали мое вступление необходимым и дозволяли мне иногда играть по моим же правилам. Я так старался завладеть вниманием предпринимателей, разжиревших банкиров, акционеров и прочих самых настоящих спекулянтов в правящем классе, что не заметил, как сам стал жертвой собственной лжи и коварства.

– Вы не заставите меня больше участвовать в ваших играх. С меня хватит, – резко сказал я, вставая с дивана. – Всего доброго, Себастьян.

– Хорошо подумайте, Итан, – прошептал он, поднимаясь за мной и наводя револьвер. – Не все разделяют судьбу мистера Баррингтона.

В вестибюле, погруженном в темноту, похолодало. Само присутствие в нем вызывало тревогу: мы были во мраке не одни, слышали редкие, глухие стоны и мычание пациентов. Нескольким удалось покинуть свои палаты, и они, словно колеблющиеся призраки, следили за нами из тьмы второго этажа, иногда переваливаясь через перила, и размеренными, твердыми шагами ходили из одного угла в другой, боясь спуститься вниз к единственному очагу света.