1888

– Простудились? – поинтересовалась Кэтрин и тоскливо посмотрела на книгу в руках. – В последнее время меня тоже мучает кашель. Можно вас попросить об одолжении?

Я утвердительно кивнул, облокотившись на раковину, и начал рассматривать в зеркале свой отекший и покрасневший, точно у пьяницы, нос.

– Изолируйте вашу шальную персону от моей старшей дочери. Каждому известно, как вы умело подкупаете других своей мужественной неразговорчивостью, в отличие от тех, кто в своих пустых стараниях пытается разными способами обратить на себя внимание. Всем нравятся рыцари печального образа, которые выглядят со стороны серьезными людьми. Вы это знаете и бессовестно этим пользуетесь.

– Ваша точка зрения не может не убеждать с полуслова, – сказал я, покачал головой и добавил: – Как думаете, мне кажется или у меня немного поседели виски?

Кэтрин, поняв, что содержательной беседы у нас с ней не получится, крепко сжала свои тонкие, бледные губы, отчего ее рот окружился морщинами, а после сообщила, что сегодня Бенедикт разрешил мне остаться в доме на ночь, чем она очень недовольна.

Глава 9

«…еще несколько ящеков с борбитуратами, игральными картами, едой, одеждой и покрывалами. Паследние как вы и приказали открывать не стал.

Жду дальнейшех указаний. Паганые бобби заходят все чаще.

Мецинат желает встретится с вами, узнать про девочек и обсудить оплату».

К сожалению, тот клочок бумаги из дома мистера Фицджеральда являлся концом письма, имеющим большое количество грамматических ошибок. Не было ни конкретных имен, ни точного адреса, ничего, кроме единственного упоминания личности, которая действовала на безвозмездной основе, но почему-то требовала что-то взамен.

Лежа на кровати, я долго смотрел в потолок, вспоминал имена недавно появившихся в городе меценатов и вслушивался в приглушенную беседу между Бенедиктом и Анной за соседней стеной. Так и не разобрав, о чем они перешептывались, я выпил снотворное и перевернулся на другой бок, но заснуть все равно не смог.

Пролежав около часа без сна, в мою гудящую голову пришла мысль зашить зияющие дыры от пули на пальто и жилете.

Ни в одном из ящиков ниток с иголкой не оказалось, и я, лишившись надежды на всякий сон, сел за стол, чтобы написать очередное письмо своему старшему брату, надеясь, что оно все-таки дойдет до него.

Во мне не было обиды за появившееся у Мишеля равнодушие, ибо было подозрение, что все его ответы вместе с ежедневной корреспонденцией сжигала на заднем дворе моя озлобленная соседка. Либо у него закончились мои деньги.

Одно я знал точно – он не мог игнорировать меня без причины.

«Мишель!

Наши пути разошлись давно, но во мне до сих пор теплится мечта вернуть все, как было до вашего злосчастного отъезда. Спешу сообщить, что посланные тобой письма почитать не удалось и не предвидится никакой возможности, хотя очень хочется.

Живу по-старому. Понял, что очень скучаю по Шарлотте. Мой кашель, о котором я уже упоминал ранее, теперь не дает покоя не только днем, но и ночью, мешая полноценному сну и утомляя все сильнее.

Как себя чувствует мама? Как твои дела? Как твоя семья? Все ли хорошо с отцом? Есть ли у вас еще в запасе деньги? Надеюсь, что да, потому что я больше не в состоянии делать вам переводы. За несколько дней до моего развода я отдал вам последние накопления и ступил на порог нищеты.

Мишель, ты знаешь, мне никогда и ничего не нужно было от тебя взамен. Но сейчас, в очередной раз чувствуя себя беспомощным и жалким, прошу записать меня в должники. Внутреннее чутье подсказывает, что просто так от мучающих приступов не избавиться, и понадобятся лекарства.