– …ходульно, курьёзно и слабо настолько, что не требует даже длительных рассуждений…
– …грубая клоунада, ничтожная и дурная…
– … неуместное новаторство, неслыханная дерзость выскочек под предводительством воинствующего профана…
– …тревожное воображение начинающих драматургов и сборище третьесортных актёров, одержимых манией величия…
В общем хоре разгромных, откровенно злобствующих и глумящихся над пьесой статей редкими и, увы, почти неслышными голосами малочисленные критики пытались дать объективную оценку увиденному в театре «Эксельсиор».
К примеру, м-р Рочестер из «Стейдж» (на фоне вычурных псевдонимов исходящей ядом своры критиков его достойное имя производило выгодное впечатление) несмело утверждал, что пьеса была принята публикой благосклонно, а игра отдельных актёров и замысловатые декорации превращают её в весьма любопытное зрелище.
М-р Дункан из «Дейли миррор», критик явно из начинающих и потому лишённый ещё цеховой солидарности, осмелился заявить, что монолог принца датского в исполнении мисс Прайс стал для него одним из лучших впечатлений с начала театрального сезона, а ритмический рисунок пьесы представляет собой настоящий гимн Шекспиру и свежую струю в затхлом мирке традиционных драматургических основ.
Да, ещё была коротенькая заметка в «Дейли телеграф», в которой говорилось, что пьеса имеет явную эстетическую ценность и что её характерологический анализ позволяет насладиться дидактически-рационалистическим подходом к жанру как таковому и сформулировать дуалистическую концепцию и понимание фабульной структуры произведения.
Заметку прочла вслух Оливия, и после всех утомительных пассажей, из которых не ясно, что следовало, её настигло лёгкое головокружение.
– И ещё в «Ньюс кроникл» похвалили костюмы, – сообщила Эффи, шмыгнув носом и прерывисто вздохнув, но это известие никого, кроме мистера Проппа, не утешило.
За дверью Имоджен Прайс теперь было тихо. Элис, которая принесла на подносе чашку кофе и половинку грейпфрута, деликатно постучала к ней, но ответа не получила и унесла завтрак обратно на кухню. Актёры медленно расходились, унося с собой смятые газеты и оплакивая тот сияющий мираж, что ожил вчера перед ними в блеске софитов и шуме аплодисментов.
Несчастье, случившееся с Лавинией, как и весть о том, что театр закрыт на неопределённое время, повергли всех в состояние горестного оцепенения, но разгромные рецензии театральных критиков стали последней каплей в потоке неудач, свалившихся на артистов за прошедшие три недели. Ни Эффи, ни Мардж не скрывали тихих безутешных слёз, что струились по их растерянным лицам, и даже у танцоров глаза блестели подступившей влагой. Рафаил Смит выглядел, как человек, чьи худшие опасения подтвердились в полной мере, а Мамаша Бенни то и дело цокала языком и теряла шпильки.
А ещё через час в пансион на Камберуэлл-Гроув вернулся инспектор Тревишем. С ним был сержант Гатри и трое констеблей, будто от сломленного горем, постаревшего за минувшую ночь на целую жизнь Арчи можно было ожидать серьёзного сопротивления.
Из ниши, в которой находился телефон, Оливия слышала отголоски скандала, разразившегося в кухне и плавно переместившегося в прихожую.
– Нет уж, миссис Сиверли, и не уговаривайте даже! – звонким от праведного возмущения голосом протестовала кухарка. – Я порядочная женщина, и мне важна моя репутация! Я не могу позволить себе работать в доме, где происходят подобные вещи! В конце концов, разве осмелится какой-нибудь благоразумный джентльмен сделать мне предложение, если узнает, что я…
– Побойтесь бога, миссис Бекли! Вам же шестой десяток!..
Дверь парадного входа захлопнулась. Хозяйка пансиона, проиграв этот бой, промаршировала мимо Оливии, бормоча себе под нос: «Предательница! Скажите, пожалуйста, невеста какая выискалась!..»
Из телефонной трубки доносились лишь гудки. Либо инспектора не было в его кабинете, либо он не счёл нужным отвлекаться на звонки.
Дверь снова хлопнула. Оливия выглянула – в крошечной прихожей, отдуваясь, стояла Мамаша Бенни. В руках она держала деревянный ящик, предназначавшийся для выручки, щеки её раскраснелись от быстрой ходьбы.
– Как же так, золотко? Ни пенса не осталось, – жалобно произнесла она и, перевернув ящик кверху дном, потрясла его в подтверждение своих слов. Одновременно с этим она вынула из кармана пальто пригоршню мятых билетов: – Все до единого вернули… Как же я об этом мистеру Адамсону-то скажу?
ebooksa