Мюзик-холл на Гроув-Лейн

22
18
20
22
24
26
28
30

– Прошу прощения за беспокойство, дамы, но мисс Адамсон просят к телефону. Очччень срррочччно! – передразнил он звонкий галочий голосок мальчишки-посыльного с Гроув-Лейн.

* * *

– Я надеюсь, мисс Адамсон, вас не затруднит просьба помочь мне с новым трюком? Если, конечно, вы не заняты, и я не отвлекаю вас от чего-нибудь крайне важного, – голос Рафаила Смита изобиловал сварливыми нотками и доносился из телефонной трубки глуховато, словно тот звонил из Кента или Суррея, а не из театра на соседней улице.

– Что, сейчас? – удивилась Оливия.

Телефон в пансионе миссис Сиверли был установлен на высокой этажерке в закутке возле столовой, и точно расслышать слова иллюзиониста мешали звуки музыки и голоса веселившихся в гостиной артистов.

– Именно сейчас, – настаивал Смит. – Ваша помощь совершенно необходима. Или вы всё-таки очень заняты? – он не скрывал недовольства, и Оливия поспешила согласиться:

– Хорошо, я приду.

Она опустила трубку на рычаг и принялась искать в прихожей пальто. Заметив на ступеньках, ведущих на второй этаж, хозяйку пансиона, она попросила её об одолжении:

– Миссис Сиверли, мне нужно ненадолго отлучиться. Если Филипп будет спрашивать, где я, скажите ему, что меня вызвал в театр мистер Смит. И не запирайте, пожалуйста, дверь чёрного хода.

– Чёрный ход никогда не запирают, мисс Адамсон, – холодно ответила хозяйка и, поджав губы, многозначительно добавила: – Мало ли кому захочется отправиться на позднюю прогулку.

Дверь пансиона со скрипом захлопнулась, и Оливия оказалась среди сумрачного безмолвия. Камберуэлл-Гроув в этот час была почти пуста, только вдалеке слышались резкие женские голоса. Она подняла голову – в тёмном небе кружились снежные хлопья, и один тотчас приземлился ей на нос, и ещё несколько скользнули холодными каплями под воротничок блузки.

Раздосадованная, что её отвлекли от разговора с Лавинией, Оливия вошла в театр через главный вход. Рафаила ей искать не пришлось – он возился на сцене с большим сборным ящиком, и заметил её только тогда, когда она, бросив пальто и берет на сиденье в первом ряду, нарочито откашлялась, привлекая к себе внимание.

– Надеюсь, вы не слишком налегали на шампанское? – мельком на неё взглянув, поинтересовался он. – Я хочу подготовить новый трюк. Вот, подержите-ка это, – он вручил ей одну из стенок ящика, крепившихся к основе подвижными шарнирами.

Сам он с отвёрткой в руках опустился на колени и принялся подкручивать что-то в самом низу загадочной конструкции.

– Что поделывают остальные? – неразборчиво донеслось до Оливии. – Празднуют?

– Празднуют, – согласилась она, не скрывая своего недовольства тем, что он отвлёк её от расследования и заставил поздним вечером брести сквозь снегопад, и прибавила: – И они это заслужили, разве не так? Успех сегодня был грандиозный! Они имеют право на…

– …Успех? Кто сказал? – он приподнял голову и взглянул на неё с презрительным любопытством. – Вы мало что понимаете в театральном деле, юная леди. И не вы одна, к сожалению. Успех или неуспех – это решает не публика. Это решают другие люди… Совсем-совсем другие люди… Подержите-ка здесь, – вторая стенка ящика поднялась вертикально, и вся конструкция стала напоминать коробку из-под пирожных.

– Какие ещё другие люди? – Оливию вдруг обуял бес противоречия, и всезнающий вид Рафаила Смита заставил её утратить бдительность. Однако тот её слов будто и не слышал.

– Публику надо удивля-я-ять, – протянул он негромко, как если бы беседовал сам с собой. – Быть на шаг впереди остальных – в этом одна из составляющих успеха. Быть готовым и к взлётам, и к поражениям. Только новички радуются первому и бьются в отчаянии после второго. А профессионал знает, что путь долог. Очень долог… Держите крепче, – скомандовал он, и теперь Оливии пришлось балансировать на одной ноге, пытаясь разом удержать три стенки ящика, поднятые вертикально. – Крепче, а не то мне прищемит пальцы, и вашему брату придётся выплачивать мне выходное пособие.

– Ну, зачем вы все портите, Рафаил? Неужели они не вправе немного порадоваться? – Оливии пришлось всем телом прижаться к ящику и запрокинуть голову, отчего голос её прозвучал по-детски высоко и запальчиво.

– Было бы чему радоваться, девочка, было бы чему… – по-прежнему задумчиво, себе под нос, протянул иллюзионист и резко скомандовал: – Всё, можете отпускать. Теперь заходите… Ноги поднимайте выше… Осторожней! Ну как слон, честное слово…Не размахивайте руками! Стойте смирно!