Зима в Мадриде

22
18
20
22
24
26
28
30

— Нет. Вовсе нет. Я знаю, что такое военный невроз, мой отец им страдал. — Он помолчал. — Знаете, в прошлом году персоналу посольства запретили вступать в армию. Боюсь, я тогда испытал облегчение. — Толхерст закурил. — Я не причисляю себя к героям, — признался он. — Мне, по правде говоря, лучше за столом. Не знаю, как я справился бы с тем, что пришлось пережить вам.

— Чтобы узнать, нужно через это пройти. Иначе никак.

— Соглашусь с вами.

— Капитан Хиллгарт, кажется, бесстрашный человек, — заметил Гарри.

— Да. По-моему, он наслаждается опасностью. Вас наверняка восхитила его отвага.

— Я совсем немного разволновался в сравнении с тем, как отреагировал бы пару месяцев назад.

— Хорошо. Это хорошо, — кивнул Толхерст и повернулся обратно к окну. — Вы только взгляните. У них нет хлеба, но они бросаются мукой. Могу поспорить, ее взяли со складов «Социальной помощи». Фаланга отвечает за снабжение продуктами бедняков.

Гарри подошел к Толхерсту, глядевшему на волнующееся море синих рубашек.

— Хорошо еще у них нет картошки, — заметил он.

— Вы знаете, мы отправили на анализ в Лондон хлеб, который здесь выдают по карточкам. Специалисты сказали, что он не годится для питания людей. К муке подмешаны опилки. И тем не менее они осыпают нас отличной белой мукой.

— Тем, кто верховодит в Фаланге, не приходится есть опилки.

— Это вы верно подметили, — кивнул Толхерст.

— Они кричали что-то против евреев. Не думал, что Фаланга в этом замешана.

— Теперь замешана. Как и Муссолини, на радость нацистам.

— Ублюдки! — с неожиданной горячностью выпалил Гарри. — После Дюнкерка я иногда задавался вопросом: какой во всем этом смысл? Зачем бороться? Но когда видишь такое… Фашизм. Как растят головорезов из подростков и натравливают на невинных людей, как бомбят мирных жителей, расстреливают из пулеметов уходящих с поля боя солдат… Боже, я их ненавижу!

— Да. Но здесь нам приходится с ними общаться. К несчастью. — Толхерст указал пальцем в окно. — Посмотрите на этого идиота.

Парень, кричавший на английском, схватил плакат «Gibraltar español» и с важным видом вышагивал с ним вдоль здания посольства; толпа его подбадривала. Гарри удивлялся, откуда юнец знает английский. Парень был высок, хорошо сложен, вероятно, из семьи среднего класса.

Вдруг открылась дверь, и в комнату влетел взмыленный посол. Он был разъярен:

— Вы в порядке, Бретт?

— Да, сэр, благодарю вас. Всего лишь мука.