Девушка не отвечала.
Среди невыносимого жара, задохнувшись в спертом, тяжелом воздухе погреба, она лишилась чувств и упала ничком на дымящийся земляной пол.
Не теряя времени, Лакюзон закутал ее в другой плащ, точно мертвую в саван, взлетел вместе с нею вверх по ступеням, и снова ринулся в самое пекло, клокотавшее и свистевшее, подобно кратеру Везувия или Этны.
В ту самую минуту, когда он, переступив порог с бесценным грузом на руках, едва не рухнул в объятия Рауля, остов хижины, пока еще державшийся, с оглушительным треском обрушился, завалив обломками люк в подпол.
Еще какое-нибудь мгновение – и подвал охваченного пожаром дома стал бы могилой для Эглантины и капитана.
– О, друг мой, брат мой… – бормотал Рауль, глотая слезы радости, – я спас вам жизнь, и вы заплатили мне за это сполна!
И он принялся горячо пожимать Лакюзону руки, а потом притянул его к груди и сжал в пылких объятиях.
Покончив с первыми излияниями несказанной радости, молодые люди откинули полы защитного плаща и увидели прелестное лицо Эглантины.
Девушка была бледна, но пламя не опалило ни единого черного, как смоль, волоска на ее голове; грудь ее вздымалась ровно – казалось, будто девушка спала.
– Пригоршня воды приведет ее в чувство, – сказал капитан. – Зачерпните немного в фонтане, Рауль, и смочите виски нашей дорогой девочке.
Рауль уже собрался воспользоваться этим средством, и впрямь очень действенным, но не успел. В эту минуту к ним подоспел горец, несшийся вниз по склону холма, точно на крыльях. Подобно марафонскому воину, он, казалось, готов был испустить дух, замерев перед Лакюзоном. Однако, сделав над собой неимоверное усилие, он все же выпалил:
– К оружию, капитан! Там, на дороге в Лонгшомуа, снова собрались шведы с серыми… и выдвинулись к городу. Они уже близко. Меня послал к вам полковник Варроз… он вас ждет.
– Братцы, – громко воскликнул Лакюзон, – слыхали? Вперед! За Сен-Клод и Лакюзона!
И, повернувшись к Раулю, он прибавил:
– Брат мой, надеюсь, теперь вы понимаете, что вам с нами никак нельзя. Берите Эглантину на руки и пробирайтесь по спуску Пуайа к крепостной стене. Там вы найдете потайной ход – по нему выйдите к броду через Бьен, где нынче ночью нас дожидался Гарба. Потом доберетесь до опушки леса у подножия горы, затаитесь в чаще, за вон за той гигантской елью, что видна отсюда, и будете там меня ждать. Надеюсь, вы хорошо все поняли, не так ли?
– Да, – ответил Рауль.
– Тогда ступайте, и да хранят вас Господь с Айнзидельнской Богоматерью! Скоро увидимся, тем более что я рассчитываю живо покончить с этим сбродом проходимцев и разбойников. Змеюга отрастила себе хвост и собирается опять жалить – мы же размозжим ей башку, раз и навсегда!
И, еще раз пожав Раулю руку – на прощание, капитан вместе с горцами ушел прочь и скоро скрылся за поворотом дороги.
Молодой человек, оставшись наедине с Эглантиной, теперь думал только об одном: как можно скорее покинуть этот забытый, будто проклятый Богом, город, который война и огонь в считанные часы обратили в усеянные трупами руины.
Он приподнял свою невесту, обхватил ее стан левой рукой, так, чтобы голова бедной девушки покоилась на его груди, и быстро двинулся вниз по извилистой тропе, что должна была вывести его к потайному ходу. Он уже сделал несколько сот шагов и увидел внизу крепостную стену, а по ту сторону стены – луг, через который протекала Бьен, за лугом же, вдалеке, проглядывал лес, давая надежду на верное убежище. Он собирался миновать одинокую лачугу, сложенную из глины и сучьев, у которой был до того неприглядный вид, что шведы, по всей видимости, даже пожалели огня, чтобы ее спалить.