– Как видишь, надежда уходит, бедный мой сын, – проговорил Варроз, – и жить мне осталось до тех пор, пока из дряхлой моей плоти не вытекут последние капли крови. А после, когда вены мои иссохнут, я вверю свою душу Богу, милосердному и грозному, ибо только он один решает исход боя, а я всегда старался служить ему верой и правдой, как добрый христианин… Надеюсь, он откроет мне врата рая своего без лишних вопросов… Я верю… Да и потом, преподобный Маркиз уже там, наверху, по правую руку от небесного престола… уж он-то, верно, замолвит за меня слово, не оставит одного… Ведь сам понимаешь, негоже полковнику Варрозу, Варрозу Франш-Контийскому, идти в ад, чтобы снова встретить этих шведов и серых, а вдобавок Антида де Монтегю, ведь скоро и он будет там… Нет-нет, этому не бывать!.. Так что сделай, как я, сынок, успокой свою душу… Преподобный умер, и я умру, а придет срок, может, очень скоро, умрешь и ты.
Лакюзон плакал.
Он стоял на коленях возле полковника, и губы его едва слышно бормотали:
– Сразу двое… двое за одну ночь. О Господи, за что ты наказываешь нас так жестоко и так поспешно!..
Между тем Варроз продолжал:
– Мне уже не больно… плечо немеет, и рану я больше не чувствую. Только вот спать хочется… я посплю. И это будет последний мой сон, сынок.
– Отец мой… – воскликнул капитан исполненным муки голосом, – отец мой, благословите же меня!
– Ляг рядом со мной на солому и положи мою правую руку себе на лоб. Я хочу так уснуть, и пусть мое благословение витает над тобой, даже когда я буду спать уже вечным сном.
Лакюзон повиновался – полковник как будто забылся сном. С губ его срывался лишь слабый, глухой стон – в такт вдохам обессилевшей груди.
Гарба, держась за рукоятки пистолетов, которые он только что перезарядил, расположился в первой камере грота. Он сидел, привалившись спиной к скальной стене и не сводил глаз с узкого прохода, что вел наружу.
XXXIII. Гомеровский герой
Прошел час или около того.
Луна, быстро спускаясь за горизонт, в конце концов разорвала плотную пелену облаков, затянувшую небо от края до края, и бледное ее сияние упало на площадку перед входом в грот. В бледном лунном свете тьма снаружи казалась еще более непроглядной, чем мрак в чреве грота.
Вдруг ординарец вздрогнул.
Ему послышался слабый шорох, как будто по склону скатился камешек.
«О-о… – пробормотал Гарба, – что бы это могло быть? Может, заяц пробежал или птица ночная крылом за что-то задела, а может, и какой человек…»
В положении наших героев, понятно, это было вопросом жизни и смерти.
Гарба приподнялся и, силясь не дышать и унять учащенно забившееся сердце, прислушался.
Через мгновение шорох повторился.
Где-то совсем рядом с гротом зашевелились кусты.
ebooksa