Обезьянья лапка

— Я хотел бы, чтобы вы вели себя со мной как с мистером Гловером, — нервно отметил он.

— С удовольствием! — быстро ответила Эннис.

Ее губы невольно задрожали, а в глазах мелькнул огонек.

— Я полюбил вас с первого дня, как только увидел, — выпалил Уилсон с внезапной горячностью.

Совершенно не готовая к подобному выпаду, мисс Гетинг не знала, как его парировать. Ситуацией вдруг завладела не она, и, смущенно краснея, Эннис отвернулась, не находя, что ответить.

— Я целыми днями ходил по улице возле школы, потому что вы были там, — продолжал Уилсон. — Порой я спрашивал себя, почему ученики этого не замечают?

Мисс Гетинг обернулась, и он увидел, что щеки у нее стали пунцовыми.

— Если вам приятно будет знать, все они заметили, — сердито возразила она. — Одну девочку мне даже пришлось три дня оставлять после уроков, чтобы внушить ей, что молчание — золото.

— Ничего не могу с собой поделать, — пробормотал Уилсон. — Придется вам весь класс оставлять после уроков, все равно я не разлюблю эту улицу. А что она болтала?

— Не пора ли нам вернуться? — строго ответила Эннис, повернула и молча пошла за Уилсоном.

Ни один из них не промолвил и слова, пока они снова не вышли на дорогу. Уилсон остановился и прямо, честно поглядел в глаза Эннис. Сперва мисс Гетинг стойко держалась, но потом сдалась и опустила глаза.

— Вы будете относиться к нам одинаково? — тихо спросил Уилсон.

— Нет, — ответила Эннис.

Она робко подняла на него взгляд и улыбнулась. Его как будто осенило, и, схватив ее за руку, он попытался притянуть ее к себе.

— Нет, — повторила Эннис, резко отпрянув, — это было бы нехорошо.

Уилсон испугался, что зашел слишком далеко, и трусость снова взяла над ним верх.

— Что было бы нехорошо? — неловко спросил он с невинным видом. Крохотная, но зловещая искорка сверкнула в глазах Эннис, и он сразу понял, какого она мнения о его притворстве.

— Прошу меня простить, — смиренно пробормотал он.

— За что? — в свою очередь спросила мисс Гетинг с невинным видом.

Уилсон, которому уже успели надоесть эти недомолвки, в искусстве которых он ничего не смыслил, снова попытался сказать прямо.