Обезьянья лапка

— Случилось? — изобразил удивление запыхавшийся сержант-майор, при этом стараясь придать голосу достоинства. — Ничего не случилось.

— Сначала мне показалось, будто женщина бродит во сне, — доложил констебль. — Высокая женщина.

Сержант-майор только тогда вспомнил, что на нем ночная рубашка.

— Я просто… решил прогуляться, — заявил он, тяжело дыша. — Мне стало холодно, так что я надел это.

— Вам к лицу, — сухо произнес констебль. — Но вы, солдаты, всегда отличались любовью к нарядам. Вот бы все хохотали, если бы я надел эту рубашку.

Мистер Уорд не успел вымолвить и слова, как дверь отворилась и при свете свечи он увидел удивленные лица жены и дочери.

— Джордж! — воскликнула миссис Уорд.

— Отец! — вскрикнула мисс Уорд.

Сержант-майор засеменил в дом и, очутившись в гостиной, бросился в свое кресло. Он залпом выпил виски с водой, который принесла ему Берта.

— Моя рубашка? — удивилась жена.

— Надел, чтобы напугать констебля, — ответил ее супруг.

— Ты все-таки был в доме? — спросила миссис Уорд, складывая руки на груди.

Сержант-майор понимал, что его ночная прогулка не останется незамеченной, и собрался с силами.

— Не совсем, — коротко усмехнулся он. — Как только я вышел на улицу, сразу понял, что не стоило искать этого проходимца. У него не было ни малейшего намерения туда идти. Я немного прогулялся, чтобы размяться, и вернулся обратно.

Он встал и позволил жене стащить с него ночную рубашку. Его лицо раскраснелось, волосы стояли дыбом, но взгляд был полон решимости.

В тишине домочадцы легли в постель.

Следующим утром мистер Уорд проснулся поздно и почти ничего не ел за завтраком. После обеда он спал тревожно и только во время чая обрел привычное спокойствие. Но оно было нарушено визитом полного достоинства и упреков мистера Фарера.

— Я пришел поговорить о минувшей ночи, — начал мистер Фарер, прежде чем хозяин дома успел открыть рот. — Шутки шутками, но когда вы сказали, что придете, я думал, вы сдержите свое слово.

— Сдержу слово? — повторил сержант-майор, задыхаясь от гнева.

— Я ждал вас в том пустом доме, как мы и договаривались, с полуночи до трех ночи.