Обезьянья лапка

— Зажги свет, — закричала она в исступлении, — разожги камин, подними шум! Тьма, будь она проклята! Неужели день никогда не наступит?

— Скоро, скоро, — с трудом преодолевая отвращение, попыталась успокоить ее Марта. — Придет день, и вы посмеетесь над своими страхами.

— Я убила ее, — воскликнула несчастная. — Я убила ее, напугав. Почему она не отдала мне деньги? Ей они были не нужны. Ох! Что это там?

Марта в ужасе взглянула туда, куда указала Табита, но ничего не увидела.

— Это Урсула! — сквозь зубы произнесла Табита. — Прогони ее! Прогони!

Марта, необъяснимым образом чувствуя чье-то присутствие в комнате, сделала шаг вперед и встала перед Табитой. В тот же миг та взмахнула руками, будто пытаясь освободиться от чьей-то хватки, привстала и без единого слова упала замертво.

Окончательно лишившись самообладания, служанка с диким криком выбежала из комнаты, стремясь поскорее покинуть таинственный дом, в котором царила смерть. Ржавые засовы на огромной двери с трудом поддавались, и в ушах звенели странные голоса, пока она отчаянно пыталась отомкнуть запоры. В ее мозгу крутился водоворот мыслей. Ей чудилось, будто покойные в своих далеких спальнях зовут ее к себе, а снаружи хохочет дьявол, держа дверь и не давая ей выйти. Наконец с нечеловеческим усилием Марта отворила дверь и в одной лишь ночной рубашке бросилась в темноту холодной ночи. Путь через болото терялся во мгле, но ей удалось его отыскать. Доски, переброшенные через канавы, были скользкими и узкими, но она смогла благополучно пройти по ним, пока наконец не вошла в деревню на исцарапанных в кровь ногах и, задыхаясь от усталости, полумертвая, не опустилась на крыльцо одного из домов.

Сватовство шкипера

Глава I

В Нортфлите, на лондонской шхуне «Чайка», принадлежащей капитану Уилсону, только что закончилась погрузка цемента для Бриттлси. Заполнили каждый вершок. Высыпавшаяся из трещин серая пыль придавала бородатым лицам честных моряков жутковатый вид, который, к сожалению, совершенно не соответствовал их характеру; и даже припорошила многочисленные ингредиенты морского пирога, который готовился на обед.

Только после того, как палубы были вымыты и маленькая шхуна стала выглядеть более презентабельно, штурман задумался о собственной гигиене. Стояло прекрасное теплое майское утро, и часть груза попала в волосы моряка и осела полосами на его горячем, добродушном лице. Юнга принес на корму деревянное ведро, наполненное чистой водой, и положил на люк рядом с ним кусок желтого мыла и полотенце. Увидев эти приготовления, штурман с довольным видом улыбнулся, сбросил рубашку и, подпоясавшись подтяжками, наклонился, с большим усердием принимаясь за умывание.

Дважды ангел-служитель, который был не в том возрасте, чтобы сильно беспокоиться о собственном туалете, менял воду, прежде чем штурман остался доволен. Затем тот докрасна натер лицо и шею полотенцем и спустился в каюту, чтобы сменить одеяние.

Он снова появился на палубе только после обеда, который, ввиду отсутствия шкипера ему пришлось отведать в одиночестве. Матросы, которые тоже уже успели поесть, дымили, сидя на носу корабля, и штурман, набив свою трубку, сел поодаль и молча закурил.

— Я оставил обед для шкипера в маленькой кастрюльке, сэр, — сказал повар, высовывая голову из камбуза.

— Хорошо, — ответил штурман.

— Интересно, куда это шкипер все ходит в последнее время, — продолжал повар, не обращаясь ни к кому, но посматривая краем глаза на штурмана.

— Да, любопытно, — подтвердил штурман, который в тот момент был настроен доброжелательно.

Повар вышел из кухни и, вытирая мокрые руки о грязные парусиновые штаны, приблизился и растерянно поглядел на берег.

— Он лучший из капитанов, с которыми мне доводилось плавать, — медленно проговорил он. — А вы заметили, сэр, что он вот уже несколько рейсов сам не свой? Когда он собрался на берег, я ему говорю, что у нас на обед нынче морской пирог, а он мне: «Ладно, Джо», как будто я сказал «вареная говядина с картофаном», или «доброе утро, сэр», или что-то в том же духе!

Штурман покачал головой, выпустил облако дыма и лениво наблюдал за тем, как оно рассеивается.