Когда он поворачивается ко мне, становится еще хуже. Я чувствую себя липкой и дурно пахнущей, несмотря на то что минуту назад вышла из душа.
Вот черт! Я же почти голая!
Попятившись, я пытаюсь удержать сползающее полотенце.
— Дайте мне одеться…
— Это лишнее, — с хищным оскалом Рид сокращает расстояние между нами.
О, нет! Он же не собирается… прямо здесь?
— Я буду кричать.
Угроза заставляет его улыбнуться шире.
— Рискнешь позвать родителей? Ну давай, удиви меня.
Высший пилотаж шантажа. Рид знает, что я блефую, и мне нечего возразить. Разве только попытаться заболтать. Выставив перед собой ладонь, я тараторю на одном выдохе:
— Послушайте, я все поняла. И больше не исчезну без предупреждения… Я ведь просто поехала домой! На один день!
Перехватив запястье, Рид нависает надо мной и вдавливает в стену.
— Ты понимаешь, что я могу с тобой за это сделать? — вторая рука скользит по бедру и бесцеремонно задирает полотенце.
Взвизгнув, я сбрасываю с себя настойчивую ладонь… и запоздало понимаю, что отвлекающий маневр был нужен именно для этого. От инстинктивного рывка полотенце сползает само, и поймать его я уже не успеваю.
— Захочу — и будет очень больно, Кэтрин, — накрыв обнажившуюся грудь, Рид сжимает ее.
Охнув, я беспомощно дергаюсь, и в ответ на сопротивление между бедер тут же втискивается крепкое колено. Перед глазами мелькает расстегнутый ворот рубашки с пульсирующей на шее венкой.
Рид злится, но тон остается подчеркнуто равнодушным.
— Захочу — будет хорошо, — отпустив грудь, он обводит сосок кончиками пальцев.
А потом наклоняется и заменяет их языком.
— Нет! — дразнящее касание заставляет меня приподняться на мысках.