— Я ее не взяла, — стараюсь отвечать сдержанно и кратко, чтобы не дать возможности прицепиться к словам.
Но Риду их недостаточно.
— Повернись, — он явно вознамерился проверить.
Отшатнувшись, я оглядываюсь, чтобы уткнуться в запертую дверь — трап подняли сразу за Дейдрой — ну и куда я наделась сбежать?
— Не вынуждай повторять, — едва Рид поднимается из кресла, замкнутое пространство салона становится еще более тесным.
Своим приближением самоуверенный мерзавец выжигает весь кислород между нами. Я начинаю беспомощно хватать ртом воздух.
— Мистер Фоссберг…
Он разворачивает меня за плечо, лишая возможности видеть его лицо. Свободной рукой проводит по бедру, дразня, как и прежде. Вынуждая терпеть. Наслаждаясь моей беспомощностью.
— Не надо, — в отчаянии шепчу я, когда пальцы поднимаются выше и надавливают между ягодицами.
Рид трогает через ткань, но с ним я чувствую себя голой. Словно нет препятствия в виде платья и стрингов. Словно его проклятые пальцы уже во мне.
— Вам обязательно унижать? — по щеке скатывается слеза. — Вам ведь только это доставляет удовольствие?
В агонии безысходности я позволяю себе попытку съязвить. Рид ожидаемо жалит в ответ.
— Хочешь поговорить о том, что делает мне приятно? — горячее дыхание щекочет кожу за ухом.
Вторая ладонь фиксирует шею, не давая отстраниться.
— Я это знаю, — от тесного контакта я готова взвыть. Лопатки плотно вжаты в его ребра. Ни дернуться, ни оттолкнуть. Мы слишком близко. — Вам нравится разрушать чужие жизни.
Мою, сенатора, конгрессмена.
Подобно стихийному бедствию Рид вторгается в привычный уклад и уничтожает во имя собственной прихоти. Его не убедить. Не остановить. Не откупиться.
— Вы упиваетесь властью.
— Если скажешь, что власть не возбуждает, — Рид ослабляет нажим на горло и медленно скользит ладонью к груди. — Я снова назову тебя лгуньей.
Рука на ягодицах по-прежнему не дает пошевелиться. Я боюсь лишний раз вдохнуть, чтобы ненароком не толкнуться навстречу его пальцам.