Ключ от опасной двери

В лаундже на первом этаже «Миража» мы заказываем коктейли, но алкоголь не расслабляет меня. Алиша и Майя обсуждают шоппинг, а когда тема брендов исчерпывает себя, разговор снова крутится около Рида. Его карьера, его деньги, и, разумеется, его член.

— Серьезно? — Майя округляет глаза, когда Алиша охотно делится подробностями, услышанными чуть ли не от самих врачей. — Так ты не шутила про импотенцию?

— А чего ты ждала после комы и частичного паралича? Странно, что он вообще на ноги встал.

Невыносимо слушать о Риде, да еще и изображать интерес к разговору. Хватит. Притворства мне хватает и на заданиях.

Допив мохито, я ссылаюсь на усталость и покидаю бар. Хочется подняться к себе, лечь, закрыть глаза и проснуться уже свободной от контракта. Но даже помечтать об этом не удается, потому что в центре лобби я замечаю знакомую фигуру.

Черт! Ну почему мне так катастрофически не везет?

Попятившись, я прячусь за ближайший игровой автомат и молюсь, чтобы Рид меня не заметил.

Прикинув скорость, с которой он направляется к лифтам, я по секундам высчитываю момент, когда нужно нырнуть за спинку стула, но в уравнение вмешивается неизвестная переменная — стройная и темноволосая — кинувшаяся наперерез Риду.

— Ридан, стой!

Отсюда не видно ее лица, но я и не планирую всматриваться. Грех не воспользоваться шансом сбежать из лобби без последствий.

— Какого черта? — догнав Рида, брюнетка яростно цепляется за его предплечье.

Он демонстративно освобождает руку:

— Прекрати истерику. Или я вызову охрану.

Бархатистый голос звучит спокойно, но как бы Рид не скрывал свою злость, пространство вокруг насыщено ею как воздух озоном после грозы.

— Не прекращу, пока ты не оставишь отца в покое, — бушует незнакомка. Хрупкая и невысокая, но чрезвычайно упрямая — приподнимается на мысках, наседает, не желая отступать. — Да, я сука. И я ушла от тебя после аварии, но за это ты отомстил мне сполна.

Мой сдавленный возглас тонет в непрерывном звоне игровых автоматов.

Так она… его бросила? Да еще и в такой страшный момент?

Представив парализованного Рида на больничной койке, опутанного проводами и трубками, я прикладываю ладонь к губам. Грудь невольно распирает от жалости, но я одергиваю себя. Сострадание ему неуместно. Пусть Рид не заслужил предательского отношения, даже крах надежд — не повод для жестокости. Никто не имеет права калечить жизнь других.

И все же я отчасти понимаю, что его озлобило. И откуда взялся цинизм в отношении остальных. Понимаю, но не принимаю.

Рид больше никому не верит. И никого не ценит.