Две костлявые руки, будто клещи, вцепились Леясстрауту в плечи.
Он сразу обернулся, вскочил на ноги. Перед ним стояла горбатая старуха с перекошенным злобой лицом.
- Проклятущий! - шипела старая. - Хочешь мою дочку заграбастать? Не дам! - вопила Каролина мерзким пронзительным голосом, потрясая костлявыми кулаками. Трудно было узнать в этом иссохшем чучеле хозяйку…
- И тогда вы в припадке слепой злости схватили старую Упениеце за руки и принялись трясти?
Вопрос Розниека вернул Леясстраута к действительности. Словно спросонок, он уставился невидящими глазами на следователя, как бы желая стряхнуть сонную одурь.
- Возможно, вы были слишком возбуждены, ослеплены злобой, защищались? - спросил Розниек.
- Нет, нет, ничего подобного. Никогда в жизни я не поднимал руку на женщину. Обе они остались в комнате…
- А вы бежали через окно. Почему?
- Нет, я вышел в дверь. Хотя окно я раскрыл еще до этого. Было душно.
- Кто же воспользовался окном? Куст под окном был помят, и под ним обнаружена брючная пуговица.
- Не знаю. Я вышел через дверь.
- Дверь оставили раскрытой?
- Кажется, захлопнул.
- В комнате, кроме вас троих, никого больше не было?
- Никого. Розниек задумался.
- Быть может, когда вы схватились с ее матерью, Катрина выскочила в окно?
- Я же сказал: никакой борьбы не было. Я ушел, а обе женщины остались.
- Тогда, может быть, Катрина схватила мать за руки и трясла, покуда не вытряхнула из нее жизнь? Потом выскочила и побежала топиться.
- Катрина утонула?
- Да, но перед этим была основательно избита. В комнате снова наступило молчание. Леясстраут обеими руками стиснул виски.