– Увидимся, – сказала она и исчезла.
Входная дверь с шумом захлопнулась.
Майлз слушал ее шаги на лестнице, пока они не стихли. Затем уставился в потолок. Авария снова напомнила о себе. Чувство удушья, ледяной и острый страх.
Ощущение близости смерти оказалось бесценным. Правда, ужасным во всех смыслах.
Музыка из радио на кухне, грустная и красивая, тоже причиняла боль, прорываясь в то, что Майлз пытался в себе подавить.
Он хотел было подняться с дивана – боль в ребрах проявилась немедленно. Еще попытка. Вскрикнув, Майлз встал, вышел на кухню и выключил чертово радио. Затем наклонился над раковиной и посмотрел вниз на ее дно, неприятно серебристое. Он тяжело и с трудом дышал, сердце билось быстрее и прерывистее. Доктор был прав – все мы испытываем тревогу…
Майлз нашел пластиковую баночку.
Обезболивающее.
Вслед за ним – транквилизатор.
Вслед за ним – снотворное.
Наступило искусственное спокойствие.
Майлз вытянулся на кровати: дыхание его стало глубоким и размеренным.
За стенами, выросшими из усталости и притупленных чувств, звонил телефон. Глаза закрылись.
Звонок телефона где-то далеко. Майлз погрузился в темное медикаментозное забытье.
Снова зазвонил телефон.
24
Стокгольм
София открыла глаза. Там, где она находилась, было темно; лицо закрывала ткань. София лежала на полу, руки замотаны скотчем за спиной. Что-то во рту… носовой платок. Ей удалось его выплюнуть. Голову пробивала головная боль.
– Альберт! – закричала она.
В дальнем конце квартиры звонил телефон.