Григориан Подмосковный и другие мистическо-юмористические рассказы на бытовые и философские темы

22
18
20
22
24
26
28
30

– А что это вы на собак охотились? Охотятся обычно на кабанов, на копытных там всяких, ну на худой конец – на медведей. Но на собак – первый раз в жизни слышу. Вы что их, едите? Или шкуры на шапки используете? И где вы собак в таком количестве берете?

В ответ Вася от начала до конца рассказал историю появления киношников, съемки фильма с последующим сбросом собак и начавшейся вследствие этого войны. Свой рассказ он закончил словами:

– А собак мы не едим. Их люди не едят. Хотя свиньям можно скормить, те сожрут. И на шапки тоже редко получается. Ведь для этого точно в башку надо бить – а попробуй попади собаке в башку! Она ведь шустрая, башкой туда-сюда вертит! А калибр у нас большой, и пули разрывные. Вот шкуры и портятся. Хотя иногда, конечно, если выскочит перед тобой, так и уложишь ее прямо в рыло!

– В рыло! В рыло!!! – вдруг закричал старец, от возбуждения даже вскочив со стула. В этом-то все и дело! Вот где собака зарыта!!! Это самое главное! Здесь ключевой момент! Это твоя кара, что ниспослал тебе Господь! Неспроста у тебя появилась такая кличка! Это знак свыше! Ты много грешил, пренебрегал заповедями Христовыми, не следил за своими чакрами, за чистотой своей ауры и тем самым навлек на себя Божье наказание! Случай с Киссонычем – совсем не случайность! Это Бог послал слугу своего – ангела, и тот направил твою руку так, что ты выстрелил Киссонычу в лицо! Или, как у вас выражаются, в рыло! Теперь это твой крест, и ты будешь нести его, пока не искупишь многогрешия своего, особенно возлияния, блуда и сквернословия! Признавайся, ругаешься матом?

– Ну, – ответил смущенный Вася.

– Матерящийся да не войдет в Царствие Небесное! – громко и торжественно произнес старец, гордо подняв вверх указательный палец правой руки, испачканный в сливочном масле.

– А как же Киссоныч? – вмешался в разговор логически последовательный Додон. Его что, тоже ангел специально под пули вытолкнул, чтобы Ваську наказать? Или он случайно под руку подвернулся?

– Ничто не случайно! Киссоныч был еще более греховен, чем Вася! Ведь он же и старше. Именно поэтому он погиб, а Вася – только пострадал. Будь на тебе, Вася, греха побольше, ты тоже погиб бы! И помни – с того самого случая висит на тебе проблема, и пока не осознаешь свои грехи, пока не очистишься, будет она преследовать тебя, и ты будешь попадать в подобные ситуации! – в голосе старца угадывались не только гордость и торжество, но и радость – как своим открытиям, так и тому, что Господь дал ему шанс наставить раба Божьего на путь истинный.

– И первое, что ты должен сделать, это пойти на кладбище и на коленях попросить прощения у человека, которого ты убил, а потом пойти исповедоваться! Если сделаешь это, то начнется отпущение грехов твоих. Ты почувствуешь облегчение уже на обратном пути с кладбища. Но чтобы полностью искупить твои грехи этого мало. Тебе нужно ступить на путь праведный, ходить в храм и обязательно прекратить есть мясо, употреблять спиртное, курить и материться!

Закончив вразумлять Васю, старец снова принялся за Додона, наобещав тому тоже кучу неприятностей, хотя и помельче. Однако Додона это не слишком проняло. Он слушал старца с нескрываемым интересом, но впускал его слова в себя лишь до какого-то предела, не очень глубоко, подобно тому, как котенок, не отрываясь наблюдает за вращающимся барабаном стиральной машины, но мигом забывает про это удивительное вращение, стоит лишь позвать его к блюдцу с молоком.

На Васю же слова старца произвели колоссальное впечатление. Ему казалось, что перед ним разверзлась бездна и он, оглушенный, стремительно падал в чернеющую пустоту. Его жизнь, которая до этого была веселой и бессмысленной, вдруг обрела смысл, но смысл этот оказался весьма зловещим. После беседы со старцем Вася увидел свое прошлое в новых, ужасающих тонах: как он, дурак, жил, игнорируя божественные знаки, не понимая ситуаций, которые специально организовывали ему ангелы для его исправления, зашлаковывая ауру и совсем не думая о чакрах. Чтобы хоть как-то снять напряжение, когда старец ушел спать, Вася попросил Додона налить ему стакан самогонки и залпом жахнул его. Додон посмотрел на Васю с ироничным уважением.

В конечном итоге они выпили еще по стакану, и только после этого Вася смог отвлечься от раздирающе-гнетущего чувства обилия совершенных им ошибок и страха от неприятностей, ожидавших его в будущем. Они несомненно произойдут, ибо будто печатью, скреплены тем случайным выстрелом, когда Киссоныч сунул свою красную рожу под Васькину пулю.

Основательно набравшись, Василий двинулся к своему дому. По деревне ему предстояло пройти больше километра, и на всем пути его сопровождали собаки, которых хозяева на ночь спускали с цепи. Риск нападения со стороны четвероногих друзей человека был велик, однако Василию удалось благополучно миновать почти весь путь. Но недалеко от его дома, две собаки, с лаем сопровождавшие его с середины деревни, вдруг активизировались. Осознав, что вот сейчас этот парень уйдет неукушенным, они перешли к решительным действиям.

Он уже почти входил в свою калитку, как вдруг почувствовал, что кто-то держит его за ногу. Попытавшись вырвать ногу, Вася понял, что в нее на полном серьезе вцепилась собака. Сильной боли он не ощутил, так как был очень пьян. Высвободив ногу, он сделал шаг в другую сторону, как раз навстречу второй собаке, которая от души кусанула его за эту же ногу. Отбившись от второй твари, Вася собрал силы для последнего прыжка и нырнул в калитку. Оказавшись в безопасности он пришел в бешенство: почему он не может спокойно пройти по родной деревне?! С какой стати около самого дома его кусают собаки?! Желая отомстить, он вбежал в дом, схватил ружье, которое всегда держал заряженным, и вновь побежал к калитке, на ходу снимая ружье с предохранителя. «Ну че, суки!» – заорал он, распахнув калитку. В ответ из темноты послышался грозный рык. Не особо рассчитывая попасть в невидимую рычащую цель, а скорее, чтобы разрядиться самому, Вася выстрелил в направлении звука. Визга не последовало, но рык прекратился. «Испугалась!» – подумал Вася и, услышав, что с другой стороны, гавкнув, к нему приближается вторая собака, выстрелил и туда. Собака завизжала и, судя по звуку, остановилась. «То-то же, суки!» – сказал Вася и побрел домой. Внезапно на него навалилась такая усталость, что хотелось лечь спать прямо на дорожке, но он все же дополз до кровати.

Наутро около Васиной калитки прохожие обнаружили два собачьих трупа. Одной собаке пуля попала прямо между глаз, ну или может быть, чуть выше, полностью уничтожив голову, а другой влетела в открытую оскаленную пасть и, пробив шею, вышла с обратной стороны наружу. Завизжать успела именно эта собака. Позже пришел хозяин и стал орать на Васю и грозиться снова засадить его в тюрьму, но стоящий на распухшей ноге Вася, будучи злым с бодуна, ответил хозяину в таком духе и такими словами, что тот, даже не увидев в Васиных руках ружья, счел за лучшее побыстрее отвалить к себе домой.

С этого времени прошло уже несколько дней. Вася помнил о наказе старца, однако ему очень не хотелось идти на могилу каяться перед Киссонычем. Но строгость старца, боязнь кары и желание получить отпущение грехов сделали свое дело. И вот однажды, одетый в чисто постиранное белье, Василий прибыл на кладбище. Проникнувшись важностью момента, он не стал подъезжать на мотоцикле прямо к самой могиле, а оставил его у входа и пешком приблизился к последнему пристанищу Киссоныча. Собравшись с духом, Вася перешагнул через ограду и встал на колени напротив памятника. «Иван Вадимович Киссонов, 1928-1993 гг.» – прочитал он.

Вася не готовил заранее покаянной речи – ему казалось, что в нужный момент простые слова найдутся сами собой. В конце концов, что тут сложного – попросить у человека прощения? Однако он стоял, а слова все не находились. Так продолжалось минуту, две, три… Как будто что-то заблокировалось внутри Васи и он не мог выдавить из себя ни звука.

Наконец, напрягшись изо всех сил, он прошептал: «Гнида ты, Киссоныч!!! Ну какого кляпа полез ты тогда в загон! Тебе полагалось стоять с краю и загонять собак в нужном направлении, а вместо этого ты сам туда сунулся, раcпрoбиби твою мaть!!! На хрена нужна такая помощь! Вот и вышло, что я, случайно, прострелил твою пустую башку, а мне потом за это вкатили три года! Хотя я ни в чем не виноват! Да еще баба твоя проклятая теперь меня достает, лишил, я ее, видите ли, кормильца, выплачивай, мол, теперь компенсацию! Ну какой из тебя кормилец, жoпа?! Все, что ты мог, так это ротанов из пруда таскать, да у магазина бутылки собирать!» – речь Васи явно пошла не в том направлении, в каком задумывалась. Но Вася заводился все больше. Ему вдруг стало очень жалко себя – из-за какого-то никчемного человека он провел полтора года в зоне, получил судимость. «А бабла сколько пришлось мусорью отвалить, чтобы меня досрочно отпустили?! И все из-за тебя, сукa!!!» – сказал Вася уже громко и смачно плюнул в памятник. «Лежишь тут псина, а я страдаю!!!»

Вася встал, несильно, чтобы не сломать ногу, пнул мраморную плиту на могиле и пошел прочь. Как ни странно, он чувствовал колоссальное облегчение, и не просто облегчение, но искреннюю радость, наполнившую его до краев. Вася вдруг осознал, что вот он идет по кладбищу, молодой и здоровый, а ненавистный ему Киссоныч, из-за которого случилось столько неприятностей, лежит в гробу, причем застрелил Киссоныча не кто-нибудь, а он, Вася, вот этими самыми руками! Получалось, что Вася убил своего врага и восторжествовал над его трупом! От этих мыслей он чувствовал себя победителем.

«И старец был в какой-то степени прав! – подумал Вася. Он обещал мне, что если я искренне попрошу прощения, то на обратном пути с кладбища почувствую облегчение, ибо начнет отпускаться грех мой. И хотя прощения, в общем-то, попросить не получилось, но поговорили мы искренне, и облегчение пришло!» За этими мыслями Вася добрался до мотоцикла, завел его и не спеша поехал домой. Спешить никуда не хотелось – хотелось просто смотреть вокруг и радоваться жизни.