– Знаешь, тебя просто невозможно понять, – тихо проговорил Юлий и нежно поправил непокорную прядку волос. – Я вовсе не думаю о сыновьях, Сервилия. Если когда-нибудь они мне понадобятся, женюсь на дочери одного из сенаторов. Но если ты останешься со мной, любить буду одну лишь тебя.
Сервилия закрыла глаза, и в тусклом свете зари на щеках ее заблестели слезы.
– Зря я приехала, – прошептала она. – Следовало оставить тебя в покое.
– Я же сказал: без тебя мне было пусто и одиноко. А теперь ты наконец со мной, и все будет хорошо.
Зимнее солнце наконец встало, и Юлий вышел во двор. Там он застал Брута. Центурион обсуждал с Крассом, где и как лучше разместить лошадей. Легионеры пригнали из Галлии десять прекрасных верховых скакунов и на ночь стреножили их во дворе, вместо попон накрыв теплыми одеялами. Брут заново наполнил кормушки и разбил затянувшую ведра с водой тонкую корочку льда. Услышав шаги, обернулся.
– Пару слов наедине, – пригласил друга Цезарь.
Красс тут же все понял и ушел, чтобы не мешать разговору. Брут принялся поправлять сползавшие одеяла.
– Так что же? – поторопил он.
– Здесь твоя мать, – коротко произнес Цезарь.
Брут замер и пристально взглянул на него. Лицо застыло от внезапного сознания неприятной истины.
– К кому она приехала, к тебе или ко мне?
– К обоим, Брут.
– Итак, после того как ты поднял на нее руку, она решила вернуться к тебе и проникла в твою постель?
Цезарь гневно прервал его:
– Хоть бы раз ты подумал, прежде чем что-то сказать. Я больше не собираюсь терпеть оскорблений, учти. Еще одно слово в оскорбительном тоне, и я просто прикажу повесить тебя на площади. Больше того, сам затяну веревку.
Брут наконец повернулся, и Цезарь увидел, что при нем нет оружия. Это радовало. Брут заговорил медленно, будто щипцами вытягивал из себя слово за словом:
– Ты и сам знаешь, сколько я сделал для тебя и сколько битв мне удалось выиграть. Всю свою жизнь я служил тебе верным мечом и не давал повода усомниться в преданности и искренности. И после всего этого, едва ощутив укол гнева, ты угрожаешь мне виселицей? – Он подошел к Цезарю вплотную. – Забываешься, друг. Ведь я с тобой с самого начала. И каков же результат? Может быть, ты восхваляешь мое имя так же, как восхваляешь Марка Антония? Или за то, что я не однажды рисковал жизнью, доверяешь командование правым флангом? Нет, ничего подобного! Вместо этого просто являешься сюда и начинаешь разговаривать, словно с провинившейся собакой!
Юлий потрясенно наблюдал за неожиданной вспышкой гнева. Губы Брута скривились в ядовитой усмешке.
– Прекрасно. Пусть будет так. Твои отношения с моей матерью меня не касаются. Она сама уже не раз давала мне это понять. Но я не останусь здесь, если ты собираешься провести зиму… возобновив прежние отношения. Такая формулировка тебе больше нравится?
Цезарь молчал, не зная, что сказать. Хотелось сгладить острый разговор с другом, но после неосторожных угроз любые слова покажутся фальшивыми. В конце концов он так ничего и не ответил, продолжая стоять с холодным и непреклонным видом.