– Труби отбой, – приказал Юлий своему горнисту. – Мигом!
Эхо римских горнов донеслось до Клеопатры. На залитых кровью улицах воцарилась зловещая тишина.
– Я вернулась к своему народу. Римляне – мои союзники. Немедленно прекратите убивать.
Теперь, не заглушаемый звоном оружия, голос ее летел гораздо дальше. Солдаты Птолемея ошеломленно замерли, а Юлий тем временем гадал – выбрала ли она статую Исиды с умыслом, или просто та стояла ближе других. Юлия окружали задыхающиеся, окровавленные солдаты; он вдруг понял, что ничего не соображает.
– Интересно знать… – начал консул, но тут египтяне стали приходить в себя и опускаться на колени.
Юлий растерянно смотрел, как солдаты Птолемея тычутся лбом в землю. Римские легионеры тоже застыли, ожидая дальнейших приказов своего командующего.
– Десятый и Четвертый, на колени! – проревел Юлий почти машинально.
Солдаты, недовольно переглядываясь, выполнили приказ, держа, однако, оружие наготове. Цирон, Регул и Домиций опустились на одно колено. Брут, когда Юлий повернулся к нему, последовал их примеру. На ногах остались только сам Юлий и Октавиан.
– Даже не проси! – тихо сказал Октавиан.
Юлий смотрел ему в глаза, не говоря ни слова. Передернувшись, Октавиан подчинился.
С другой стороны линии сражения, чуть в стороне от тысяч коленопреклоненных солдат, стояла небольшая кучка людей. Приближенные фараона держались прямо, хотя взирали на происходящее с глубоким ужасом. Один вельможа ударил стоящего поблизости солдата, явно требуя продолжить бой. Тот вздрогнул, однако не поднялся. Царедворцы напоминали Юлию стаю хищных птиц. Страх, написанный на их лоснящихся лицах, доставил ему немалое удовольствие.
– Где мой брат Птолемей? Где мой повелитель? – крикнула им Клеопатра.
Она легко скользнула вниз и стала уверенным шагом пробираться среди искромсанных трупов и коленопреклоненных воинов. Походка ее была полна достоинства. Поравнявшись с Цезарем, царица кивком пригласила следовать за ней.
– Где мой брат? – вновь спросила она.
Появление царицы повергло придворных в ужас, они как-то сникли, словно не в силах вынести этот удар. Когда Клеопатра приблизилась, вельможи покорно расступились, давая ей дорогу. Юлий шел следом, всем видом показывая, что только и ждет, чтобы они попробовали поднять руку на царицу.
Бледный и неподвижный Птолемей лежал на испачканном золотом одеянии. Фараона уложили подобающим образом – правая рука покоилась на груди, едва закрывая зияющую рану. Помятая золотая маска валялась в пыли у его ног. Клеопатра подошла и встала на колени. Рядом с фараоном лежал маленький гладий, и, глядя в детское лицо Птолемея, Юлий внезапно испытал острую жалость. Клеопатра нагнулась, поцеловала брата в губы и села рядом. Глаза ее были полны боли, но совершенно сухие.
Пока царица молча сидела над телом фараона, Юлий искал Панека, зная, что тот где-то неподалеку. Увидев знакомое темное одеяние, римлянин сощурился. Панек сидел в пыли, медленно и тяжело дыша. Гнев Юлия вспыхнул с новой силой, и он шагнул к советнику, но тот взглянул на него мутным невидящим взором. Из страшной раны на груди Панека лилась кровь. Этот человек умирал, и Юлий не стал ничего говорить.
Тем временем Клеопатра поднялась на ноги. Толпа стояла совершенно беззвучно, было слышно малейшее дуновение ветра.
– Фараон мертв, – сказала царица, и голос ее звонко летел над улицами. – Несите моего брата в его дворец. И будьте почтительны, помните, что вы прикасаетесь к богу.
Голос ее надломился, и царица замолчала. Она не почувствовала, как Юлий прикоснулся к ее плечу.