Отыграть назад

У них уже был маленький сын Артур, и в глубине души Томас надеялся, что следующим ребенком тоже окажется мальчик, но Грейси не сомневалась, что родится девочка, и хотела назвать ее Марджори Уэллс. Уэллс была ее девичья фамилия.

Как правило, Томас Пирс возвращался с работы примерно в половине седьмого вечера. Жил он в каменном, необычном на вид доме с круглой башенкой на крыше, увенчанной бутафорской деревянной стеной с бойницами. Дом располагался в районе Стамфорда под названием «Излучина реки». Томас выпивал свой привычный бокальчик, пока жена укладывала ребенка и готовила им обоим ужин.

Грейси обладала весьма недурными кулинарными способностями, если учесть, что выросла она в семье, где была прислуга, и готовить ее никто никогда не учил. Она руководствовалась изданием под названием «Кулинарная книга миссис Уилсон», где фигурировали блюда, на которых Томас вырос, плюс несколько довольно экзотических изысков вроде китайского рагу – восточного деликатеса, состоящего из свинины, капусты, лука и густого коричневого соуса из муки, масла и бульона. Чуть позже ей в руки попалась «Универсальная поваренная книга», а появление десертов «бабка» и мацебрай вызвало у Томаса восторг вкупе с чувством вины. Он никогда не говорил жене, что его мать была еврейкой.

Как-то вечером ему случилось выйти с работы вместе с новым коллегой по имени Джордж, которого фирма взяла писать сценарии для радиороликов. Джордж, как выяснилось, жил вместе с семьей своей сестры в городке Дариен, где он оказался в силу явно не самых благоприятных обстоятельств, и когда поезд доехал до Гринвича, Томас Пирс пригласил коллегу к себе домой поужинать. Известить об этом Грейси не было никакой возможности. Телефон на станции не работал, а когда они добрались до аптеки, там уже два человека стояли в очереди к единственной телефонной будке. Так что в итоге они поехали домой и прибыли, когда уже садилось солнце.

Грейси была недовольна, однако принесла обоим выпить и удалилась на кухню сообразить, что же делать дальше. Очень жаль, что на тот вечер не планировалось китайское рагу, к тому же утром она купила у мясника только четыре бараньи отбивные. Все, что Грейси смогла придумать, – это почистить и сварить побольше картошки. Уложив ребенка спать, она плеснула себе немного шерри и вернулась в столовую.

Разговор, по крайней мере, шел не о работе. Говорили о сестре Джорджа, которая вышла замуж за очень неприятного типа, и хотя все студенты колледжей были слабаками, Грейси лично для себя уже решила, что Джордж – тоже слабак. Но главное заключалось в другом.

– Как же нехорошо все сложилось у вашей сестры, – заметила Грейси.

– Да. Она девчонка не из глупых. Представить не могу, почему она так поступила.

Они еще немного выпили, и Грейси поставила жариться отбивные. Если бы она знала заранее, если бы ей дали хотя бы пару часов, она бы приготовила рагу, которого с лихвой хватило бы на всех троих. В «Универсальной поваренной книге» она вычитала рецепт овощного рагу с курицей вместо говядины и хотела его попробовать. Сделать больше из меньшего стало ее своеобразной чертой. За четыре года семейной жизни, совпавшие с четырьмя годами Великой депрессии, она взяла себе за правило откладывать что-то из денег на хозяйство – примерно четыре-пять долларов в неделю. Если им что-то требовалось – для дома, для ребенка, даже для Томаса, – она говорила, что это обойдется чуть дороже, чем она на самом деле думала, а потом придерживала оставшееся. Это почти напоминало работу. Прошлой весной она даже открыла счет в Первом Стамфордском банке – разумеется, общий счет, и Томас не то чтобы об этом ничего не знал.

– Жаль, что я не смог, – говорил гость, когда она вернулась с отбивными. Оба вели себя вежливо – Джордж, жадно уминавший все с тарелки, казалось, по достоинству оценил ее кулинарное мастерство. Только вот никто из мужчин и словом не обмолвился о ее тарелке, где лежало лишь картофельное пюре. Гость не умолкал ни на секунду, продолжая есть, и Грейси пришлось во всех подробностях наблюдать, как жуют так предвкушаемые ею бараньи отбивные, но она сосредоточилась на картофельном пюре и пыталась следить за разговором.

Была в Нью-Йорке одна квартирка в квартале Тюдор-сити по соседству с Ист-Сайдом в районе Сороковых улиц, совсем недалеко от офиса. Джордж сходил на нее посмотреть, взяв с собой «даму сердца» – Грейси очень постаралась не расспрашивать о ней – и увидел милое и уютное местечко. Излишне было говорить, что квартирка могла достаться ему за гроши с учетом того, как обстояли дела в городе и что половина здания пустовала. Но в том-то и дело: у него не было этих грошей. Только зарплата и дом, который никто не хотел покупать, расположенный на северо-западе Коннектикута.

– А в каком городе? – спросил Томас просто из вежливости.

Ближайшим населенным пунктом была деревня под названием Фолс-Виллидж, недалеко от городка Канаан, ответил Джордж. Дом стоит на берегу озера и когда-то принадлежал его матери. Он там не был пару лет, но выставил его на продажу через риелтора в Лейквилле. Ничего себе времечко выбрал, а? Посмотреть дом никто так и не приехал.

– А что за дом? – поинтересовалась Грейси. Ей пришлось сказать гостю, что отбивных больше не осталось, но она передала Джорджу блюдо с картофельным пюре.

Дом старый, постройки где-то 1880-х годов, предположил Джордж. Затем примерно в 1905 году его родители сделали к нему пристройку с кухней на первом этаже и со спальней на втором, так что наверху теперь три спальни. Он стоял на прилегающей к нему земле общей площадью примерно в полтора с лишним гектара. Но ему удалось продать земельные участки незадолго до «Черного четверга», так что теперь земельное владение у дома составляло всего лишь две десятых гектара, однако остался спуск к небольшому озеру под названием Чайлд по фамилии семьи владельцев дома и Джорджа тоже.

– И за сколько вы пытаетесь его продать? – спросила Грейси, перестав есть.

Когда он назвал ей сумму, она встала из-за стола и поднялась наверх. В верхнем ящике комода лежала ее чековая книжка в кожаной обложке, которую было трудно открыть. Раньше она никогда не выписывала чеков.

Было трудно сказать, кто из мужчин испытал большее потрясение.

«Моя жена, устроительница трапезы и уюта», – иногда нараспев произносил Томас Пирс в течение многих лет после того памятного вечера, делая рукой широкий и царственный жест. Он стал собственником, своего рода помещиком, и любил обозревать свои владения. Ему нравилось сидеть на крыльце вместе с гостями и глядеть на лужайку, плавно спускавшуюся к берегу озера, где плескались волны, наблюдая, как его двое детей, Артур и Марджори, на маленьком причале играли в рыбалку. В летнее время он проводил там весь август. Здесь он был счастлив, как нигде и никогда. После войны (ему удалось вернуться живым с Тихоокеанского театра военных действий, а его коллеге Джорджу Чайлду повезло меньше) он рассказывал жене, что слушал плеск дождя по озерной воде, когда пытался уснуть под открытым небом далеко-далеко от дома.

Каменный дом в Стамфорде с башенкой и бутафорской стеной с бойницами перешел к Артуру, который продал его и уехал – куда бы вы думали – в Хьюстон. Его племянница, Грейс Рейнхарт Сакс, никогда не видела своего дядю.