Отыграть назад

– Да?

– Я не знаю точно, во сколько приземлится его рейс.

Для Евы это было чем-то совершенно вопиющим. То, что Грейс не знала дату возвращения Джонатана, было просто непостижимо. Ева даже представить себе не могла жену, чья жизнь целиком не подчинялась бы делам мужа. Все реалии и реальности семейной жизни Грейс с ее обязанностями и планами, постоянно растущими обязательствами (разумеется, Еве рассказали о выходящей скоро книге и туре, о выступлениях в прессе, но понимала ли та хоть малую толику всего?), не говоря уже о свойственных профессии врача превратностях, требующих поступаться светскими условностями, когда люди внезапно тяжело заболевали, вызывали у Евы такое стойкое неприятие, что она обычно старалась вообще о них не думать.

– Я не понимаю, – ответила Ева. – Разве ты не можешь это выяснить? Разве так трудно сделать один телефонный звонок?

Она, думала Грейс, являет собой полную противоположность классической матери-иммигрантке. Классической матери-иммигрантке любой национальности, что смогла бы вдоволь наготовить пасты, гуляша или ростбифа, если бы ты захотел пригласить друзей на ужин. Ева всегда была хозяйкой великолепного, но чрезвычайно негостеприимного дома. Родная мать Грейс готовила не очень хорошо, но по крайней мере могла создать впечатление, что очень рада вас видеть, когда разливала прекрасные супы доминиканской кухни.

– Я пытаюсь, – сбивчиво ответила Грейс. – Почему бы нам не условиться на три персоны за столом, и я, разумеется, уведомлю тебя, если что-то изменится? Слишком много всегда лучше, чем слишком мало, верно?

Она с таким же успехом могла бы спросить: неплохо бы положить в холодильник побольше мусора?

– Просто ужас, что произошло у Генри в школе, – вдруг сказала Ева, и этот внезапный и нелогичный переход настолько сбил Грейс с толку, что она не сразу поняла, о чем ее мачеха ведет речь.

– В школе? – неуверенно переспросила она, замерев с занесенным над доской ножом, которым обрезала черенки у цветной капусты.

– Одну из родительниц убили. Твой отец нынче утром звонил из офиса.

Сам факт того, что отец узнал о гибели Малаги Альвес раньше Грейс, вызывал тревогу. Отец не очень-то жаловал «горячие факты», что в личностной сфере, что в технологической.

– Да, знаю. И вправду ужасно.

– А ты была с ней знакома?

– О, нет. Ну, да. Совсем немножко. На вид она казалась очень милой.

Эти слова вырвались естественно, почти машинально по принципу «о мертвых только хорошо». Хотя вообще-то особо милой Малага не казалась. Но какое это теперь имело значение?

Грейс положила капусту в пароварку и начала растапливать масло для соуса. Она приучила Генри есть цветную капусту, приправляя ее сырным соусом, рецептом которого с ней когда-то поделилась ее давняя подруга Вита. К сожалению, сырный соус теперь представлял собой то немногое, что осталось от Виты в ее жизни.

– Это дело рук ее мужа? – спросила Ева, как будто Грейс могла что-то знать. – Обычно так и бывает.

– Понятия не имею, – ответила Грейс. – Уверена, что полиция вплотную этим занимается.

«На самом деле, – мрачно подумала она, – я точно знаю, что полиция этим занимается вплотную».

– Что же это за мужчина, если он убивает мать своего ребенка? – вопрошала мачеха, и Грейс, натиравшая на терке сыр чеддер, поморщилась. «Не знаю, – подумала она. – Негодяй?»