Поручик Державин

22
18
20
22
24
26
28
30

Делать было нечего…

— Извольте.

В счет процентов Державин отдал почти все жалованье — 500 рублей ассигнациями (в России уже были в ходу бумажные деньги), откланялся и вышел на улицу.

Он не стал объяснять чиновникам, что Сокуры сгорели, дом в Казани разорен, а имение под Москвой — единственный крохотный источник доходов его матери. По собственному легкомыслию он увяз в этой истории, сам и должен из нее выпутываться.

Двадцать пять тысяч! Как он сможет выплатить в срок такие огромные деньги? Где их взять? Поехать в Петербург и попросить взаймы у Мити? Но после долгой разлуки не мог он появиться перед ним в жалкой роли просителя. Да и вряд ли у Мити были такие деньги.

Оставалась лишь надежда на милость императрицы, которая щедро раздавала награды офицерам, принимавшим участие в подавлении пугачевского бунта. Знакомые офицеры, члены следственной комиссии, вернувшиеся с войны, получили крупные вознаграждения. На них буквально сыпались чины, деньги, деревни с крепостными крестьянами… Державин ждал, когда подойдет его черед, ведь его заслуги были намного выше, чем у тех, кто был уже награжден.

Он не подумал о том, что награды давались по представлению начальников, которые таким образом поощряли любимцев и мстили неугодным. Будь жив Бибиков, Державин получил бы все, что заслужил своей беспорочной службой. Но его новые командиры — Петр Панин и Павел Потемкин — относились к нему со скрытой неприязнью. Своим независимым нравом Державин чем-то напоминал им Бибикова, которого они терпеть не могли.

Время бежало, огромный долг давил на душу, и он решил обратиться за помощью к Григорию Потемкину, который в ту пору был шефом Преображенского полка. Но как передать прошение? Все многочисленные письма, поступающие в имперскую канцелярию, отправлялись в долгий ящик. А ждать он не мог, потому и отважился вновь на отчаянный поступок, зная по опыту, что иногда дерзость — единственный путь к достижению цели…

Светлейший князь Григорий Александрович в белом атласном шлафроке сидел в своих покоях перед большим венецианским зеркалом и терпеливо ждал, когда француз-парикмахер уложит щипцами его густые непослушные волосы в аккуратные завитки. Он не понимал, зачем каждый вечер должен был подвергаться утомительному причесыванию: все равно Катишь спутает его локоны, лишь только они останутся наедине. Но приходилось подчиняться этикету.

Громкие голоса за дверью привлекли его внимание. Он прислушался…

— У меня срочное дело к светлейшему! Прошу доложить обо мне!

— Какого рода дело?

— Личного!

Потемкин послал слугу узнать, кто там расшумелся. Едва тот открыл дверь, как в покои ворвался гвардейский поручик и, щелкнув каблуками, замер перед князем. Тот округлил глаза:

— Что с тобой, братец? Заблудился? Звать-то тебя как?

— Поручик Державин!

— Ты, чай, преображенец?. А почему я тебя не знаю?

Державин объяснил, что принимал участие в подавлении пугачевского бунта, воевал и только теперь прибыл с Поволжья.

— Где служил?

— В секретной следственной комиссии под началом генерал-аншефа Бибикова!