Через неделю, в воскресенье, Львов снова появился у друга и кинулся ему на шею:
— Романыч! Ты — волшебник!
Решив, что тот благодарит его за успешную беседу с обер-прокурором, Державин скромно ответил:
— Пустое! Господин Дьяков — разумный человек, он сразу все понял.
— Да я не о Дьякове, а о твоей новой оде! Она бесподобна! Это прямой переворот в стихотворчестве! Я сражен!
Он упал в кресло и стал шутливо обмахиваться, словно веером, каким-то журналом. Державин молча глядел на него, не зная, что сказать. Николай вскочил и усадил его в кресло.
— Присядь, Романыч, чтоб не упасть. И полистай сие издание. Впрочем, листать не надо, начинай сразу с первой страницы.
Николай сунул ему в руки свежий номер журнала "Собеседник любителей российского слова", редактором которого была княгиня Екатерина Романовна Дашкова, директор петербургской Академии наук.
Журнал открывался одой Державина "Фелица"!
И пока поэт ошарашенно глядел на неожиданную публикацию своего произведения, Николай рассказал, как принес его рукопись в редакцию "Собеседника" и как Екатерина Романовна, читая, восклицала: "Ну, мурза! Ну, черт полосатый!" А потом распорядилась немедленно сдать оду в набор и поставить ее в журнале первой. А свою собственную статью велела напечатать следом за ней.
— Ты только представь! — распалялся Львов. — О твоем творении скоро узнает вся просвещенная Россия! Быть может, в этот самый миг ее читают Херасков, Княжнин, Фонвизин и даже сама императрица…
— А также Потемкин, братья Орловы…
— Не трусь, сейчас другие времена! Побегу к Капнисту — он еще ничего не знает!
Когда Львов убежал, Державин долго сидел в кресле, размышляя и перечитывая свою так неожиданно вышедшую в свет оду. Он не знал, радоваться ему или огорчаться. Николай, конечно, шельма, что напечатал "Фелицу" без его ведома. Но все-таки приятно… Вряд ли у самого автора хватило бы духу отнести оду в "Собеседник" — самый известный журнал Петербурга.
Он перевернул несколько пахнущих типографской краской страниц и увидел статью Дашковой. Она называлась: "Послание слову ТАК" и была написана прозой и стихами. Взгляд Державина задержался на строчках:
Державин усмехнулся, невольно отметив слабую рифму: "вредно безвредно". Ну а в целом недурно… Эх, будь что будет! Николай прав: чего ему бояться? Не те нынче времена, чтобы за вольнодумство тащить поэтов на правеж.
Шел день за днем… Державин ждал хоть какого-то отклика на свою оду, но, кроме восторженных поздравлений Львова, Капниста и Хемницера, ничего не получил. Молчал Херасков, молчали Фонвизин, Богданович, Княжнин… Молчали и его сослуживцы в Сенате. Более того, вместо славы на Державина неожиданно обрушилась большая неприятность. В департаменте государственных доходов, где он служил, обнаружилось сокрытие крупной денежной суммы. Державин, имея опыт агента следственной комиссии, сам провел расследование и вывел одного из чиновников на чистую воду, после чего доложил о происшествии генерал-прокурору Вяземскому. Но тот, вместо благодарности, схватился за голову: виновник приходился ему родным племянником и, как позже открылось, не раз совершал подобные преступления.
— Что вас подвигло лезть не в свое дело? — простонал Вяземский.
— Дело, о котором вы изволите говорить, Александр Алексеевич, входит в круг моих обязанностей!
— Вы понимаете, что ваше разоблачение ставит пятно на Сенат?
ebooksa