Не прошло и двух часов, как Рогов в тесном содействии с проводником и Русланом сделал несколько мостков высоко от земли. До рассвета оставалось не так много времени, и нужно было отдохнуть. Только тут Изабелла поняла, как мудро поступил журналист. Группа уже довольно далеко отошла от места крушения автобуса. Даже если кто-то пустился по их следу, Андрей тщательно запутывал эти следы, нестандартно огибая препятствия и переходя вброд горные реки. Лучшее время для передвижения – ночь. Никому в голову не придёт искать группу на деревьях, да ещё днём, даже туземцам. Если и догонят, то пройдут как раз под деревьями, не заметив экспедицию в густых кронах. «Умница, умница Рогов». – Изабелла не переставала восхищаться Андреем.
Наконец все улеглись на импровизированных лежанках на верхнем этаже леса. Оказалось, это даже удобно. Хотя, конечно, смертельно уставшему путнику удобно спать и на перилах в подъезде. Андрей уже начинал засыпать, витая мыслями в завтрашнем дне.
– Ты похож на моего воспитателя, – вдруг сказала Изабелла, которая лежала рядом, – такой же сильный и умный. Я росла без отца и матери.
– Я не воспитывал детей в Польше, меня не взяли. Сказали, что с ножом нельзя, – буркнул в ответ Андрей.
– Ну как с тобой разговаривать серьёзно? – надула губы Изабелла. – Пошёл к чёрту!
– Я тебе тоже желаю спокойного утра, – улыбнулся Андрей и закрыл глаза.
Глава 11. «Она погибла в 41-м»
Шёл третий месяц войны. Юрий Изотов, студент второго курса Харьковского университета имени Горького, вышел из дверей военкомата.
– К чёртовой матери! – Чёрные брови парня, казалось, срослись у переносицы.
Юрий окончил школу-семилетку с отличной успеваемостью, удовлетворительным прилежанием и неудовлетворительным поведением. О его необузданном характере ходили легенды. Он мог сидеть на уроке, уставившись в одну точку, и думать о чём-то своём, но, если его вызывали, он тут же воспроизводил последнюю фразу оратора и всегда был на шаг впереди любого преподавателя. А мог просто прийти на урок и уснуть. Понятное дело, это не понравится никому. Откуда учителям было знать, что иногда по ночам Юра переводил с испанского на русский, с русского на английский и немецкий, писал курсовые проекты для студентов на латыни, зарабатывая на хлеб в тяжёлое время тридцатых. Этого никто не должен был знать. Потому что, обладая такими способности, сесть за шпионаж в то непростое время было очень легко.
Логика суждений не по годам развитого парня была настолько совершенна, что просто обезоруживала преподавателей, и ни один педсовет не был для него угрозой. Юноша не требовал себе «адвокатов» и всегда мог защитить сам себя, так что впору было аплодировать.
Не обладая особыми физическими данными, Изотов сумел завоевать на рабфаке такой авторитет, что здоровенные увальни из рабочих семей, в свои шестнадцать лет перегибавшие подкову, уважали Бровастого (такое прозвище сразу получил там Юрий).
В институте преподаватели не могли нарадоваться. Этому студенту не нужно было помогать приобретать знания. Любой коллоквиум – хоть на показательное выступление, любая курсовая работа – сродни кандидатской диссертации. Никто не знал, что почти всё его свободное время было посвящено Америке, а конкретно – Мексике, её языку, истории, фольклору. Мексика следовала за Юрием по пятам с детства.
Бровастый (прозвище перекочевало за ним с рабфака) хоть и был угрюм и неразговорчив, но так же пользовался авторитетом однокурсников. Его не считали «рубанком». Его всестороннее развитие, кроме физического, вселяло уважение даже у самых не отягощённых интеллектом сверстников.
Но 18 сентября 1941 года он был смят и подавлен. Это был тяжелейший удар…
Он опять встретился с Катей. Детская дружба одноклассников уже переросла в нечто большее, и они не могли прожить ни дня, чтобы не встретиться хотя бы на час. Великолепная голубоглазая красавица со светлыми, как лён, волосами могла сделать счастливым быт любого высокопоставленного чиновника, но девушка из семьи бухгалтера предпочла медицинский институт. Она любила людей и всем своим существом хотела помогать им в беде.
Юра и Катя, как и прежде, в детстве, шли, взявшись за руки.
– На фронт не взяли, сказали, дистрофия.
– Чего?
– В общем, слишком худой.
ebooksa