Камень. Книга 10

«Петрович» сделал шаг вперед:

— Александра Генриховна, позвольте представится, Прохор Петрович, а это, — он указал на коллегу, — Иван Олегович. Баронесса, возвращаю вам заколку. А теперь предлагаю чего-нибудь выпить.

К удивлению Александры, ее начальник без всяких вопросов направился к бару и вернулся с подносом, на котором стояли четыре бокала с коньяком. Первый баронесса выпила как воду, совершенно не чувствуя вкуса. Второй за потихоньку налаживающейся светской беседой пошел еще легче, и Александра, к собственному удовлетворению, отметила, что ее наконец начинает отпускать этот безумный день. Но она рано радовалась — без всякого стука в каюту зашел вполне узнаваемый великий князь Александр Николаевич, цесаревич Российской империи! Женщина вскочила с кресла и замерла в поклоне, краешком тренированного сознания отмечая, с какой неохотой из своих кресел поднимаются Прохор Петрович и Иван Олегович…

* * *

Пообщаться с Соней наедине у меня получилось только в конце вечера, а тема разговора оказалась в очередной раз очень занятной.

— Алексей, а я сегодня была приятно удивлена работой твоего друга Александра. — Девушка загадочно улыбалась. — Было в этом портрете нечто такое, что меня зацепило. И я решила посмотреть еще раз, когда любопытствующая публика начала расходиться.

— Заинтриговала…

— Не знаю, как ты к этому отнесешься, но я в конце концов почувствовала исходящую от картины очень необычную и едва уловимую волну энергии. Угадай, кого эта энергия мне напомнила?

Я напрягся:

— Неужели самого Александра?

— Не угадал! Того, кто был изображен на портрете! Самого Людовика!

— Если честно, Соня, — я поморщился, — мне в это верится с большим трудом.

Девушка и не подумала обижаться:

— Можешь не верить, но я знаю, о чем говорю, Алексей. Что-то подобное я чувствовала и с работами старых и всемирно признанных мастеров, только не понимала, что именно чувствовала, а списывала свои ощущения именно на всеобщее признание и обязанность считать эти работы шедеврами. Понятно сформулировала?

— Более чем, — кивнул я. — Ты уверена в своих… ощущениях?

— Процентов на восемьдесят, — Соня смешно нахмурила носик. — Уверяю, если ты хорошенько присмотришься к картинам своего друга, сам убедишься в моей правоте. И еще, Алексей, раз уж мы заговорили на эту тему, тебе следует не только присмотреться к картинам Александра, но и обратить внимание на то, в каком состоянии он их пишет.

— Что ты имеешь в виду? — Внутри меня все сжалось.

— Не пугайся, глупый! — Соня хихикнула. — Ни о каких наркотиках речь не идет. Но, если я права, Александр тратит во время работы очень много своей собственной энергетики, вкладывает ее в картину. А это очень опасно, ведь запасы энергии в организме конечны. Вовремя не восстановит, и… Шизофрения, депрессия, другие душевные расстройства. Отрезанное ухо тебе ни о чем не говорит?

— Говорит… — вздохнул я. — А ты заявляешь — не пугайся! И что делать?

— Времени достаточно, — отмахнулась Соня. — Александр молодой, энергии много, да и восстанавливается она гораздо быстрее, чем в зрелом возрасте. А так надо думать.

— Ясно…