— До сентября…
Когда Николай Иванович вышел, они принялись перетаскивать краски и запихивать их в рундук. Потом Валерка принес теновые печи и приладил их на стенах. Присели передохнуть. Художнику мало нравилось непрошеное соседство — он был мрачен.
— Не волнуйся, — успокоил его монтер. — Займемся лучше делом, — и направился закрывать дверь.
Но в двери, как назло, появилась секретарша Вера. Она плюхнулась на рундук, вытащила из кармана сигареты и закурила.
— Что приперлась? — поинтересовался Валерка.
— Тебя не спросила, — пыхнула дымом та.
— Курила бы в красном уголке. Пропахла, как урна, этим табаком, — проворчал монтер недовольно. Его взгляд осторожно коснулся бутылки под столом.
— Пошел ты в баню! Сам куришь же!
— Я мужик — вот и курю. А ты — непорочная дева…
— Кончайте, ну вас, — прервал их Василий Петрович.
— А что он в бутылку лезет? — сказала Вера.
— Это ты шляешься, вместо того чтоб за машинкой сидеть.
— Я к товарищу по работе пришла, а ты что здесь делаешь?
— Не твое собачье дело, — ответил монтер.
Оба зло замолчали.
— Тут к тебе цац поселяют, — сообщила Вера.
— Знаю, — горько вздохнул Корнев. — Но ничего не поделаешь.
— Да, ничего… — она топнула по окурку.
— Верка! Сколько раз тебе говорить! Не бросай охнарики на пол! — вспыхнул художник.
— Извини, — сказала она, но окурок не подняла. Вышла.