— Ну и рожа, — сказал Валерка.
— Брось ты. Нормальная девчонка. Просто такой характер…
— Идут! — воскликнул Чижиков и прильнул к окну.
Из конторы вышла вереница студенток и под руководством Гали-кадровички направилась к вагону. Одна была совсем маленькой, курносенькой — на ее белой кофточке не хватало пионерского галстука. Они подошли к вагону, брезгливо осмотрели его и несмело зашли в тамбур.
— Да вы не бойтесь, — донесся голос Гали. — Проходите… Здесь у нас художник работает, а в этой комнате будете вы…
— Ишь, — недовольно шепнул Валерка, — еще рожи воротят!
— Придется полы помыть, — продолжала Галя. — Сейчас вам кровати принесут… Мы, конечно, рады, что трудовую биографию вы начинаете на самой великой стройке века, на легендарном КамАЗе! Располагайтесь… Сейчас вам еще матрацы принесут…
Девушки оставались неподвижны.
— …и подушки, — неуверенно добавила Галя.
За окном темнело, когда в соседней комнате прекратилась возня, звяканье дужки ведра и плеск воды. Чижиков и Корнев пили портвейн и заедали его плавлеными сырками. Затем за стеной запели.
— Начинается! — сказал Валерка.
Во дворе зарычали моторы. Перед вагончиком появилась Бочкарева верхом на мотоцикле. За ней — мотороллер. Водитель, щуплый парнишка в оранжевой каске, быстро покинул седло и подбежал к Бочкаревой. Остановился. Хлопнул ее по плечу, и они вкатились в вагон. Пение за стеной прекратилось. Корнев поморщился.
С Бочкаревой он был знаком года полтора — она писала стихи и занималась в городском литературном объединении «Орфей». Эта тощая, жилистая, некрасивая женщина ходила в кирзовых сапогах и ругалась матом.
Пинком открыв дверь, она щербато улыбнулась:
— Ты представляешь: обгоняю я этого ханурика, а он мне что-то крикнул. Ну, послала я его подальше, так он за мной…
Паренек довольно улыбнулся.
— А я не знал, что ты — девка. Я думал, что салага какой-то дразнится… Меня звать Сашкой.
— Тише, — попросил Корнев. — У меня квартирантки.
— Кто-о?! — удивилась Бочкарева.
— Практикантки из техникума…