— Вы трое, останьтесь, — и, положив очки на стол, стал прохаживаться по кабинету, словно лев в клетке. Лишь когда за последним из коллег закрылась дверь, продолжил:
— Вы что ночью натворили, мать вашу? Какого лешего Управа требует всю вашу тройку на ковёр?
— Не знаю, Сан Трофимыч, — почти не деланно развёл руками Юрка. Стуков — тот только плечами пожал. Я не стал выделяться и последовал его примеру.
— Дьяченко, мне истории с Волковым хватило выше крыши, — прошипел Большаков. — В тот раз вляпался с Колледжем, в этот раз ещё с кем? Я тебя предупреждал — отмазывать не буду! Сам разбирайся, ты старший!
Он отвернулся к стене, постоял немного, заложив руки на спину. Было видно, что ладони чуток подрагивают — как бы Трофимыч ни пытался строить из себя строгого начальника, все отлично знали, что мужик он хороший и за своих — горой.
— Вызывал Каращук, — уже спокойно сказал Большаков, чуть помолчав и не оборачиваясь. — Причём ещё в семь утра мне домой позвонил. Просил именно всех троих, сразу с утра, почему — не сказал. Давайте думайте, куда могли вляпаться, — он повернулся, посмотрел внимательно: — И не болтайте лишнего при его орлах, лады? Сами знаете, что он за человек…
Каращук встретил нас в том же кабинете, куда приходил я — и, кстати, зеркала напротив двери уже не было, оно висело там, где и должно было по моим предположениям. Выходит, я оказался прав — перевесил он его в тот раз именно ради меня. Ну да, нелюбовь моя к зеркалам известна, я ж об этом ещё на первом собеседовании сказал…
Кроме безопасника, стоящего у окна, опершись о подоконник, в кабинете был ещё один, молодой, невысокий, с сильными залысинами, и подтянутый мужик лет сорока — этого я узнал сразу, старший из той группы, что примчалась на Дзержинку. Сидит на краешке письменного стола, небрежно придерживая на колене автомат. Кстати — снятый с предохранителя.
Интересный расклад получается… Лысоватый — это Шнайдер, управовский колдун, он часто бывает на собеседованиях и вообще что-то вроде правой руки Каращука по «колдунской» линии. Второй, выходит, не самый низкий чин из боевой группы.
— Заходите, садитесь, — Каращук указал на три свободных стула напротив стола. — Андрея Шнайдера вы знаете… — колдун, чуть привстав со стула, кивнул, — …а это Антон Горюнов, боевая группа. Вам представляться не надо, мы всех знаем…
Ну да, ещё бы — безопасность да не знает.
— Чем обязаны? — осторожно поинтересовался Юрка, опускаясь на стул. Между нами и управовскими оказалось несколько метров — мы все, конечно, при пистолетах, за исключением Стукова, но подождём, подождём… Ситуация пока что мирная, хоть и насквозь непонятная.
— Расскажите о задержании… — Каращук глянул в документы, хотя мне показалось, что чисто для вида, — …Любови Лавинской. Ваше же группа с этим работала?
Задержании? Интересно, это он и хотел сказать, или нечаянно проболтался? Она, вообще-то, в этой ситуации была скорее пострадавшей, и доставка её в Управу — регламент по работе с новыми людьми, но никак не задержание.
— Не было там задержания, — пожал плечами Юрка. — Освободили её как потенциальную жертву непонятного ритуала, доставили к вам, как и положено. Всё по регламенту.
Так. Юрка, что называется, «затупил», хотя он далеко не дурак и, скорее всего, оговорочку Каращука тоже отложил в памяти.
— Вот и расскажите всё от начала до конца, — миролюбиво сказал безопасник. — Дьяченко, начните, а остальные поправьте, если будут дополнения или своё мнение. Повторюсь — нас интересует всё от и до. Начиная с того, как вас отправили туда. Включая ваше мнение.
Вот оно как, значит. Все отчёты, написанные нами по итогу дня, в конце концов сдаются в Управу, то есть управовские и так всё знают. Но сначала Каращук вытаскивает меня, а теперь — вообще всю группу… Интересно, что случилось? Причём настолько, что Большакова дёрнули ещё до начала его рабочего дня?
Причём вызвали нас именно официально, через Большакова, хотя могли бы в те же семь утра позвонить дежурному.
Юрка неторопливо начал рассказывать. Рассказчик по официозу из него не очень — это трепаться он умеет, но факты он излагает нормально. В принципе, я вмешался всего раз — когда напарник сказал о моих выстрелах. А вот Каращук переспрашивал активно — причём о мелочах. Откуда дул ветер, какого цвета было оперение у голубя, от которого изгои взяли кровь для знаков, было ли что-то вырезано на столбе, к которому привязывали Любу, насколько высоко заносил главарь нож для удара…
ebooksa