Я резко сел. Кровать жалобно заскрипела, но никто и ухом не повёл — всё так же слышался храп, сквозь узкую щель в коридор проникала узенькая полоска тусклого света. Что-то странное — свет в самой казарме не горит, но я вижу женщину отлично, могу разобрать каждую деталь её наряда и даже еле заметные морщинки в уголках глаз.
Так, стоп. Как она меня назвала?
— Женя или Лёша? — спросил я и сам не узнал своего голоса — такое ощущение, будто у меня заложило уши.
— Женя… Лёша… Игорь… — мимолётно улыбнулась Люба. — Ты же никто и ниоткуда, верно? Значит, можешь быть кем угодно.
— А ты кто? — наверное, мне следовало вскочить, схватить её, встряхнуть хорошенько, но тело не слушалось. Приняло вертикальное положение — и только.
— Ведьма, ты же и сам знаешь, — уголками губ улыбнулась женщина. — Разве нет?
Она сделала неуловимое движение рукой, и я увидел в ней листок — тот самый, на котором рисовал некоторое время назад:
— Ты умеешь рассуждать. Это прекрасно. Приятно видеть умного человека.
Вроде же я убирал листок в карман… Может, это сон? Я ухватил правой рукой кожу на левой, из всей силы ущипнул и чуть не заорал. Больно… Значит, не сон.
Но почему никто не просыпается, и откуда свет?
— Приятно видеть тебя в добром здравии, — вернул я комплимент. — Только что о тебе вспоминал, как видишь.
— Волнуешься? — подмигнула Люба.
— Хочу понять, кто ты, — честно повторил я.
— Я каждый — и никто, я всюду — и нигде, — легонько пожала плечами женщина всё с той же странной полуулыбкой. — Я тень тени, эхо шёпота, смеющийся ветер, отражение в колдовском зеркале. А ты ведь боишься зеркал, верно?
Сказано это было таким тоном, что ответ явно не требовался, но тем не менее я упрямо сказал:
— Не боюсь. Просто не люблю.
— А почему, можно узнать?
— Надеялся — ты расскажешь, — вывернулся я.
— Ты лучше всех знаешь это, — не поддалась женщина. — Тебе надо просто вспомнить.
— А мне это что-то даст?