Любит или не любит? Об эротическом переносе, контрпереносе и злоупотреблениях в терапевтических отношениях,

22
18
20
22
24
26
28
30

Но штука в том, что я — как терапевт — не могу ответить тем же: я не могу быть верной, наши отношения не эксклюзивны — в том смысле, что у меня есть терапевтические отношения и с другим людьми. Требуя верности, я протяну руку за тем, чем не имею права владеть. По сути, это феодальный контракт: как между вассалами и сюзереном. Это не про терапию. Это нечестно.

Верность в терапевтических отношениях проявляется не так, как в романтических (эксклюзивностью), а так, как в дружбе (готовностью быть в отношениях искренним и открытым).

В послевкусии после такого требования лояльности остается тревога за отношения и смущение, привязанность становится напряженной — потому что нечестность ощущается, но не осознается. Возникает желание стараться, заботиться о своем терапевте, беречь его — в общем, делать что-то, чтобы быть «лучшим из вассалов», чтобы приблизить отношения к особым, эксклюзивным, и таким образом выровнять сместившийся баланс (спойлер: безуспешно). Ощущение ценности точно пострадает в таких отношениях: как будто оба согласились, что значимость клиента — меньшая. Восхищения терапевтом становится больше, внимательности к себе и критичности — меньше. Не говоря уж о том, что секретность (сокрытость от чужих глаз и оценок) — прекрасная среда для злоупотребления.

У человека, обратившегося за психологической помощью, есть право рассказывать о ней кому угодно: хоть на кухне, хоть в соцсетях. Говорение пробуждает самосознание.

Каков ваш опыт в этом вопросе? Обсуждали ли вы свою терапию — особенно те ее моменты, в которых вы были недовольны своим терапевтом или сомневались в нем? С кем — и каковы были для вас результаты обсуждения?

Бывало ли, что вы узнавали, что клиенты обсуждают вас? Что вы чувствовали?

Бывало ли, что клиенты упоминали о вас в соцсетях? Была ли это благодарность или осуждение? Что вы чувствуете по поводу таких упоминаний, боитесь ли попасться на зубок?

Пример 3

Явный случай: подарки. Психотерапевты в этом похожи на викторианских барышень: «только цветы и конфеты, дорогая моя», и не часто, и не от одних и тех же. Иначе ты будешь серьезно скомпрометирована. Подарки — это такой супермегачувствительный вопрос: приходится тщательно обдумывать каждое слово, принимаешь ли ты подарок или отказываешься его принять.

Терапия — пространство символического. Нам важно научить клиента обозначать намерение, а не совершать действие. Так у человека появляется осознанность и выбор. И все-таки подарки — как жест верности, как выражение благодарности, как знак расположения — так укоренены в культуре, что приходится создавать собственные маленькие правила, вроде таких: «по понятному социальному поводу (Новый год, 8 марта…) понятные социальные предметы (еда и цветы) можно, с такими-то условиями»… Нам нужно станцевать между Сциллой и Харибдой — какой бы выбор мы ни сделали, нам придется позаботиться, чтобы клиент не был ни поглощен, ни отвергнут. Это такая головная боль, что впору пожелать, чтобы тема подарков не возникала совсем.

Как вы решаете эту проблему? Что вы говорите клиенту, который принес вам дары?

Каким случаем из своей практики вы особенно гордитесь? За какой испытываете смущение и недовольство собой?

Случай не такой явный: когда подарком является нечто нематериальное. Когда мне хотят подарить свое время, знания или талант.

Хотелось ли бы мне, чтобы мне посвятили сборник стихов, воспевали бы меня в прозе или в Сети или, может быть, прославили бы меня, написав мой портрет или сделав прекрасную фотосессию? А кому бы такого не хотелось!

Вот Лори Готлиб написала книгу «Вы хотите поговорить об этом?» — во многом она признание в любви своему терапевту, и я думаю, что это — Ирвин Ялом. И я в своей голове представляю, как мисс Готлиб приносит готовую рукопись Ялому и говорит: «Ирв! Это твое. Это — ради тебя, чтобы о тебе была память на много лет». А доктор Ялом ей отвечает: «Нет, Лори. Это — полностью твое. Эта книга — твоя заслуга, написана тобой и из тебя самой, и я надеюсь, она принесет тебе заслуженную славу и радость. В книге не весь я, а лишь образ меня, какой он отпечатался в твоем любящем сердце. И в ней очень много тебя, благослови тебя бог». Конечно, когда ты сам реализован как писатель и психолог, противостоять искушению проще.

Тут как между детьми и родителями: мы пестуем таланты наших детей не для того, чтобы они служили нам, но для того, чтобы они приносили признание и честь нашим детям — и обогащали человечество. Круто, если дитя скажет, прижимая к сердцу «Оскара»: «спасибо маме и папе» — но мы бы и не подумали об этом попросить. Мы всплакнем от счастья в тридцать пятом ряду. У нас — своя жизнь, свои Оскары и свои литагенты.

Желание вложить свои силы в служение терапевту или воспевание его тоже коренится в попытке выравнять неравенство. Но, поскольку это принципиально невозможно (как и в детско-родительских отношениях), будет накапливаться разочарование и горечь, а может быть и смутное чувство, что меня использовали, даже если потом и поблагодарили.

Что здесь про эротический контрперенос? Вроде бы ничего — но говоря о злоупотреблениях, все авторы упоминают пресловутую «наклонную плоскость»: начав злоупотреблять интересами клиента, мы мало-помалу теряем ощущение его субъектности. И все больше чувства клиента становятся пищей для наших собственных потребностей. Вот и поглощение.

Законы терапевтических отношений

Анализ теории и практики позволяет сформулировать три закона терапевтических отношений.