— Братец, — ответил школяр, с невинным видом вертя в руках шапочку и стараясь придать своему лицу приличное, жалобное и скромное выражение, я пришел просить у вас...
— Чего?
— Наставлений, в которых я очень нуждаюсь. — Жеан не осмелился прибавить вслух: «и немного денег, в которых я нуждаюсь еще больше!» Последняя часть фразы не была им оглашена.
— Сударь! — холодно сказал архидьякон. — Я очень недоволен вами.
— Увы! — вздохнул школяр.
Клод, полуобернувшись вместе со своим креслом, пристально взглянул на Жеана.
— Я очень рад тебя видеть.
Вступление не предвещало ничего хорошего. Жеан приготовился к жестокой головомойке.
— Жеан! Мне ежедневно приходится выслушивать жалобы на тебя. Что это было за побоище, когда ты отколотил палкой молодого виконта Альбера де Рамоншана?
— Эка важность! — ответил Жеан. — Скверный мальчишка забавлялся тем, что забрызгивал грязью школяров, пуская свою лошадь вскачь по лужам!
— А кто такой Майе Фаржель, на котором ты изорвал одежду? — продолжал архидьякон. — В жалобе сказано:
— Ничего подобного! Просто дрянной плащ одного из школяров Монтегю. Только и всего!
— В жалобе сказано
Жеан молчал.
— Да, — продолжал священник, покачивая головой, — вот как теперь изучают науки и литературу! Полатыни еле-еле разумеют, сирийского языка не знают, а к греческому относятся с таким пренебрежением, что даже самых ученых людей, пропускающих при чтении греческое слово, не считают невеждами и говорят:
Школяр устремил на него решительный взгляд.
— Брат! Тебе угодно, чтобы я на чистейшем французском языке прочел вот это греческое слово, написанное на стене?
— Какое слово?
— "
Легкая краска, подобная клубу дыма, возвещающему о сотрясении в недрах вулкана, выступила на желтых скулах архидьякона. Но школяр этого не заметил.