— Вы даже не шевельнулись. Запомним это. Вы ведете себя, как виноватый. Но все равно, я прощаю вам. Иисус Христос сказал: «Подставьте другую щеку». Вот она.
И она подставила другую.
Жан Вальжан не тронулся с места. Казалось, ноги его были пригвождены к полу.
— Дело становится серьезным, — сказала Козетта. — В чем я провинилась? Объявляю, что я с вами в ссоре. Вы должны заслужить прощение. Вы пообедаете с нами.
— Я уже обедал.
— Это неправда. Я попрошу господина Жильнормана пожурить вас хорошенько. Деды созданы для того, чтобы допекать отцов. Ну! Идемте со мной в гостиную. Сию же минуту.
— Это невозможно.
Тут Козетта слегка растерялась. Она перестала приказывать и перешла к расспросам.
— Но почему же? И зачем вы выбрали для нашей встречи самую ужасную комнату во всем доме? Здесь отвратительно.
— Ты ведь знаешь...
Жан Вальжан поправился:
— Вы ведь знаете, баронесса, что я чудак, у меня свои прихоти.
Козетта всплеснула ручками:
— Баронесса?.. Вы?.. Вот новости! Что все это значит?
Жан Вальжан посмотрел на нее с той душераздирающей, вымученной улыбкой, которая иногда появлялась у него на губах.
— Вы сами пожелали быть баронессой. И стали ею.
— Но не для вас же, отец.
— Не называйте меня больше отцом.
— Что?
— Зовите меня господин Жан. Просто Жан, если хотите.