Гендальев

22
18
20
22
24
26
28
30

Что это было? Непонимание? Нежелание принимать тот факт, что младший брат пошёл по своему, неприемлемому для старшей сестры, пути? Обида на неблагодарность, или зависть его финансовому росту?

Виктор не знал и не хотел в это углубляться. Его оскорбило поведение Оксаны тогда, его оскорбило её отношение к нему, как к преступнику. Все, кто зарабатывали приличные деньги в их профессии, были с душком. Кристально честным образцом законника был адвокат Волков и таким как он становиться никто не хотел. И Оксана тоже никогда такой не была. Просто её обязанности были всегда техническими. Как-то так вышло, что её никогда не подпускали близко «к телу». Она, по всей видимости, была точной копией приснопамятной Миланы, исчезнувшей в один момент с орбиты его жизни навсегда.

И такие юристы не имели права называть себя «честными и правильными» по той причине, что им никогда не представлялось возможности этого доказать. Нельзя сказать о себе «я не беру взяток», если тебе этих взяток никто и никогда не предлагал.

Нельзя сказать, что ты работаешь по совести, если совесть к твоей работе не имеет отношения. Ты просто ходишь по ничего не значащим судам, исполняешь роль фона в деле, о котором все давно договорились без тебя. Ты просто распечатываешь бланки с исковыми требованиями, которые потом лежат в папках ради канцелярского интерьера. Ты всего лишь белка в колесе, батарейка, которую купили и вставили в нужную ячейку. И ты не честная и правильная, нет. Ты просто – никто. С маленькой буквы, одно никто среди множества других. Никто за зарплату, никто за соцпакет. Тебя как будто и не было никогда, и ты просто завидуешь тем, кого приблизили к себе значительные фигуры.

Разве нет?

Тогда почему ты до сих пор не с Волковым? Почему ты сидишь и рассуждаешь о честности, прикрываясь вечным «все вопросы к начальнику» и с гордостью заявляешь о том, что никогда ничего не крала, когда красть-то тебе и нечего. Разве что канцелярские скрепки и бумагу.

И чем больше Виктор об этом думал, тем сильнее становилась его неприязнь. И Александр оставил, в конце концов, всякие попытки возродить их общение.

Гендальев позволял себе ездить в отпуск по два раза в год и сейчас, когда их отношения с Лизой перешли в стадию стабильного сожительства, он перестал путешествовать «по морям» со своими коллегами-друзьями, а ездил теперь в отпуска исключительно с ней.

В глубине души Виктор мечтал бросить все свои дела и отправиться куда-то далеко и навсегда, желательно морем, в лучших традициях приключенческих романов. Где, бороздя месяцами океан, он в конечном итоге высадился бы где-нибудь далеко-далеко в тропических странах и остался бы там жить. Типа как Робинзон Крузо, только не на необитаемом острове, а так, просто, что называется «послав всё к чёрту».

Он не любил свою работу и профессию. Ему было противно то, чем занимался он, его коллеги и судьи, да и вообще все юристы. Разбираться день ото дня с этими, созданными на пустом месте бюрократическими проблемами, суть которых сводилась лишь к тому, чтобы поддерживать своё же существование.

Как и любой другой юрист со стажем, Гендальев прекрасно знал, что самый лучший суд – это суд которого не было, и он бы ни за что на свете не отправился судиться сам, по собственной инициативе, потому что знал: всё здесь искусственно, всё здесь мелко, бесполезно и не по-настоящему. И когда Цыганский убеждал людей в необходимости «отстаивать свои права», Виктору всегда хотелось выйти из конторы и больше не возвращаться в неё никогда.

Но это была работа, и она приносила хорошие деньги.

Они не ездили в отпуск никуда дальше Турции, а то и вовсе, на внутригосударственное черноморское побережье. Почему? Он не знал почему, наверное, было страшно и не хотелось испытывать лишний раз то чувство, когда отпуск заканчивается. Чувство, что ты не хочешь возвращаться. Чувство, что ты счастлив был бы устроиться работать к этим местным бородачам, торгующим фруктами и остаться здесь, слушать шум прибоя и эту тупорылую музыку, раздающуюся из кафешек. Ты не любишь и не понимаешь эту музыку, но она является неотъемлемой частью моря. Этого, ближнего моря, дальше которого ты боишься уезжать, потому что возвращаться даже отсюда тебе нелегко. А каково возвращаться с берега далёкого океана ты и представить боишься.

Лиза стала для него самым близким человеком, и иногда он делился с ней этими сокровенными желаниями, но вряд ли она его понимала.

– Я бы уехал отсюда, – говорил он. – Уехал бы как можно дальше от всей это погани и зажил бы по-новому, как простой крестьянин. Островитянин, на далёких тихоокеанских архипелагах, знаешь? Собиратель фруктов, охотник на кабанов.

Она никогда не воспринимала эти разговоры всерьёз:

– Любишь ты фантазировать, пупсик.

В глубине души Виктор осознавал, что стал таким же заложником стандартизированной жизни как и сотни миллионов других людей. Да, ему в чём-то повезло, в чём-то он сам, не будь дураком, поступал в своей жизни выгодно, и вот – он далеко не бедный, ещё молодой мужчина, живущий, так называемым, «гражданским браком» с очень привлекательной молодой женщиной.

Он работает как все и получает за работу деньги. Он тратит эти деньги на удовольствия, которые приняты в этом обществе, он дружит с коллегами и регулярно ездит в отпуск. Он живёт так, как надо жить и, по сути, жаловаться ему не на что.

Вот только надо и хочу далеко не одно и то же, а хотел Виктор чего-то такого, что вряд ли понял бы даже Полуоткатов. Он хотел повидать мир, он хотел перестать заниматься этим бессмысленным, лживым занятием. Он хотел жить в доме с большим участком земли, в каком-нибудь месте, где никогда нет зимы, и есть океан. Он хотел выращивать на этом большом участке всякие плоды, разводить скот и продавать результат своего труда людям. Людям, которым результат такого труда будет приносить реальную, ощутимую пользу. Ведь мясо и фрукты это же польза, правда?