Атаманова казна

Чужое дыхание на пару секунд стихло, затем зверь повернулся и утрусил к выходу из пещеры, встряхнувшись от воды, как делают это собаки. Туманов сел, зажёг последний оставшийся свечной огарок, и осмотрел пол пещеры. У воды, в сыром грунте чётко были обозначены вытянутые, крупные следы. Волки. Он усмехнулся:

– Обманули охотничков, стало быть.

Стал собираться, понимая, что заново уснуть не получится. Осторожно двинулся к выходу, освещая дорогу. Ход был чист, никакого зелёного или обычного тумана не наблюдалось, только впереди мелькнули пару раз изумрудами глаза, и едва послышалось шуршание волчьей шкуры, о стены пещеры. В сумраке подземелья едва просматривался выход, к которому он приближался в некотором недоумении. Он не чувствовал холода, которым вчера встретил его зимний лес. И снаружи пещеры не было ничего напоминающего снег. Подошел к самому выходу и остановился, пытаясь осознать увиденное: была ясная лунная ночь, лес был тот же, но снег отсутствовал напрочь. Перед входом в пещеру сидела волчица. Она смотрела на него жёлтыми глазами, не проявляя ни враждебности, ни радости, и спокойно наблюдала за его действиями. Воздух был с осенней пряностью опавшей листвы, с бодрящим морозцем, перед первым снегопадом. Осторожно он обошёл волчицу, проводившую его поворотом головы, и осмотрелся. Сквозь деревья просматривалась та же долина, освещённая светом полной луны, без малейших признаков тракта и лесопосадок. Поля были убраны, с неаккуратными стогами сена в разных местах. Далеко вдали, там, где ранее он видел деревни, мерцал слабый огонёк. К нему он и решил направился.

Словно прощаясь, волчица задрала голову и завыла. Вой слаженно подхватили молодые волки, как выяснилось, расположившиеся в лесу, вокруг пещеры. На разные голоса и полутона, стая исполняла эту древнюю песнь своей силы и могущества, услышав которую случайные путники теряли самообладание, выдержку а некоторые и разум. Оказавшись в этом кольце, Туманов замер, не делая лишних движений и уже присмотрел дерево поветвистей, на которое можно было залезть, если что. Вой прекратился так же внезапно, как и начался. В наступившей тишине, откуда-то очень далеко, на пределе слышимости, донёсся ответный, более густой и звучный вой матёрого волка. Вожак с дальней охоты призывал стаю к себе. Вой матёрого угас, и тишина леса наполнилась шуршанием листвы – волки уходили.

Другой раз закинул он невод

(Шляхтич)

Как там, у Михаила Юрьевича: «Гарун бежал быстрее лани, быстрей, чем заяц от орла»? А я не стал уподобляться безумному беглецу. Спрятался в кустах, накинув на себя полог невидимости, и с интересом наблюдал, как высланная каппелевцами разведка пристрастно разбиралась, кого же их талантливые пушкари разнесли на мелкие кусочки. Трое пластунов дисциплинированно осмотрели останки трёх лошадей и двух моих бойцов, так ловко упокоенных шрапнелью. Я знал, что ищут третье тело, меня то есть, но тут уж ничем помочь не мог, у меня были другие планы на свой собственный счёт. Была мстительная мысль положить этот дозор тут же, но приглядевшись к ловким повадкам фронтовиков я оставил эту идею, не было уверенности, что смогу сделать это качественно, таких не взять врасплох, тем более, когда они в рейде. Короче говоря, отпустил их с миром, дождался сумерек, руки в ноги и бегом в сторону Ново-Байлярова. Пришлось дать крюк через мост, чтобы переправиться на тот берег, в деревне забрал четвертую лошадь, оставленную нами во дворе дома, где ночевали, и уже не останавливаясь домчал до Бугульмы. Там встретился с Чехом, вовсю примеряющего на себя роль коменданта, и вполне себе вальяжно расположившимся в кабинете Макарова. Это было кстати. Кратко обрисовав ему внешний вид Поручика и Туманова, я ещё раз ориентировал его сосредоточиться на поисках этих двух, а обоза – попутно. Единственным положительным результатом на данный момент было то, что обоз всё ещё находился где-то на нашей стороне. Где-то совсем рядом. Им я займусь лично, а Макарова и Туманова нужно искать отныне инициативно и постоянно. Может случиться так, что тот или другой появятся в городе, раз обоз где-то неподалёку. В этом случае Чеху было поручено Макарову оказывать всяческое содействие, а Туманова задержать, любыми средствами, для этого полномочий коменданта будет вполне достаточно. Отмахнувшись вначале от расспросов Чеха, что же ему делать со священнослужителями, которых в городе было полным полно, и которые к новой власти относились, мягко говоря, прохладно, я задумался. А ведь Туманов наверняка вернётся в дом того попа, узнать о его семье, там и надо его продолжать ждать. Посоветовал Чеху не церемониться со священством, а в случае необходимости просто подбрасывать им в дома оружие, за обнаружение которого полагался расстрел. Он с любопытством посмотрел на меня, и уверен, намотал себе на ус мой совет (Что-то Чех не равнодушен к служителям культа. Любопытно). А мне было необходимо заново обзавестись исполнительными помощниками, они у меня расходовались слишком быстро. Поэтому поручил Чеху первое задание – подыскать пятерых бойцов, которых направить в моё распоряжение в Троицкое. Оставив ему все приспособления для экстренной связи, я выехал из города, направляясь в дом попа, обесчещенный мною ранее.

В Троицкое я прибыл по первому снегу. Снегопад застал меня в дороге и начался мощно и неожиданно. Через пару часов уже были заметены все дороги. Для засады это было не самое лучшее, следы теперь прочитать стало легче лёгкого, тем паче такому специалисту, как Туманов. Ну да ничего, попытаем счастья. Дом попа так и стоял без хозяина. Церковь тоже. Новый священник не спешил объявляться, и постепенно хозяйство начало приходить в упадок: кто-то спёр хозяйственный инструмент с подворья, кто-то умыкнул посуду, так и растащат всё до последнего гвоздя. Я не стал таиться и наоборот, постарался обозначить, что в доме появился новый хозяин. Если скрыть следы своего пребывания нельзя, то нужно их выставить напоказ – клюнет рыбка, никуда не денется. Следующим утром прибыли пятеро молодцов от Чеха, с пулемётом (так я велел), браво доложились и сразу заступили в караул и секреты, службу я им решил поставить сразу, в целях профилактики неправильного поведения. Трое постоянно дежурили на домашнем хозяйстве, меняя друг друга, а двое безвылазно находились в храме, на звонницу которого затащили пулемёт. Теперь при необходимости, можно было накрыть огнём все улицы села. Сигналом тревоги определил любой выстрел, по которому нужно было сразу мчать на помощь и брать под прицел любого постороннего на улице. Когда сети были расставлены, я обошёл всё село, заходя в каждый двор, и беседуя с хозяевами на предмет бдительности. В каждом доме оставил по свече, настрого приказав использовать их только в случае необходимости оповестить меня о любом постороннем. Каждая свеча была привязана к конкретному хозяину, так что я мог сразу понять, в какой дом или конец села выдвигаться со своим отрядом. Без малого четыре десятка свечей потратил на это, пришлось конфисковать остатки церковных запасов в храме, и потрать время на подготовку их к применению в совершенно ином качестве. Отдельно поговорил со старостой, который хоронил поповских девок. Был шанс, что в первую очередь Туманов наведается к нему, как безусловному носителю всей важной информации в селе. Его предупредил особо: из избы без нужды не выходить, быть постоянно дома, двери никому не открывать и смотреть во все глаза: как увидит любого незнакомого человека у своего дома, сразу зажигать свечу. Его жена мелко крестилась всё время, опасливо косясь на оставленную мной свечу и прикрывая платком лицо. Староста тоже был перепуган и бледен, прекрасно помнил, на что способны я и мои люди. Я не стал снижать этот градус, и наоборот, предупредил о карах, которые воспоследуют неизбежно, если он хоть что-то сделает не так, как ему велено. Ушёл из дома старосты под громкий плач его домашних.

Двое суток прошли в бдительном ожидании, на третьи накал страстей и внимание спали – это физиология, дело обычное. Я встряхнул расслабившихся было бойцов тем, что велел оборудовать место для расстрела совершивших проступок или получивших от меня больше трех замечаний по службе. Теперь процесс исполнения ими служебных обязанностей был почти безупречным. Я уже прикидывал, а не проехать ли мне по окрестностям, на предмет работы с населением, когда получил сигнал от Чеха – черная свеча под его номером выцвела, это по договоренности означало сигнал срочного вызова. Значит, он вышел на след или Туманова, или Макарова. Я тут же озадачил бойцов на несение ими службы в ближайшие двое суток самостоятельно, и не мешкая и минуты убыл в Бугульму. Там меня ожидал очередной конфуз.

Сутки назад в город вошёл небольшой отряд дезертировавших из каппелевских рядов ополченцев, числом до двух рот. С собой привели в качестве бонуса пленённого ими полковника, который по документам был опознан, как полковник Макаров, офицер контрразведки Западного фронта. Здорово же, правда? Дезертиров определили на довольствие по разным частям, а полковника Чех забрал, объявив, что доставит его в политотдел Пятой армии лично. Оповестив меня, он повёз полковника за город, как-бы для следственных действий, а сам планировал отправить его в Троицкое, на встречу со мной. Но полковник то-ли не оценил его рвения, или понял не так, но банально от него удрал, дав ему по башке и забрав казённого коня. Теперь Чех ждал от меня расправы, и запершись в кабинете пил горькую. Ну, этим положения не исправить, и я без лишних нравоучений постарался выяснить максимум информации о происшествии. Попутно попытался определить, где сейчас находится Поручик, и к удивлению опять не смог этого сделать. Тем временем Чех дошёл до красочного описания личности полковника, и тут меня осенило – я пододвинул к нему описание Туманова, которое нашел ранее в его кабинете. Вчитываясь в него Чех бледнел на глазах, потом уронил бумагу на пол и выдохнув перегаром попросил его расстрелять. Значит, я угадал. Макаров был пока неизвестно где, а под его именем в наших тылах теперь действовал Туманов. Не став тратить время на чтение морали и выволочку Чеха, я заметил лишь, что слухи о его организационных способностях несколько преувеличены, и комендантом быть ему пока рано. После чего взял под командование комендантский взвод и ускоренным маршем двинулся назад, в Троицкое. Не успел.

Еще на подъезде к селу было заметно оживление на улицах и дым на месте поповского дома. Галопом влетев село, подскакал к пожарищу (от дома уже ничего не осталось), и увидел обгоревшие и изуродованные тела четырёх своих бойцов, аккуратно выложенных в ряд на подтаявшем снегу. Пятый был пьян, видимо от счастья, что в нужный момент оказался за пулеметом и поэтому остался живым. Не на долго. Я расстрелял его лично, на глазах жителей и комендантского взвода, за грубое нарушение дисциплины и не исполнение поставленной задачи. Успел выцепить из разбегающейся толпы старосту и тут же, в поповском дворе провёл допрос.

Выяснил следующее. Накануне вечером в селе неожиданно началась стрельба, вслед за винтовочными выстрелами раздались пулемётные очереди, после чего все жители попрятались в подпольях, от греха подальше. Когда всё стихло, староста по долгу службы выбрался на улицу, осмотреться. Увидел пламя над поповским подворьем, крикнул всем бежать на пожар и первым оказался у полыхающего дома. После пожара в доме нашли тела троих моих бойцов, и двое были на звоннице (один из которых тоже был убит, а второй всё ещё сидел рядом с пулемётом и не хотел спускаться). Потушить ничего уже не смогли, следили лишь за тем, чтобы от искры не занялись соседние постройки. К ночи дом и сарай сгорели до тла. Утром начали разбирать пожарище, собрали тела убитых, а тут и мы подскакали. Вот всё, что рассказал староста. Судя по прыгающим губам и затравленному взгляду он не врал. Но на что мне его честность, если в так тщательно расставленную мной сеть не попалось ничего, кроме трупов моих же бойцов? Старосту шлёпнул тут же, уложив рядом с остальными телами. На улице к этому моменту уже не было ни души, кроме притихшего комендантского взвода. Построив бойцов я отдал приказ сжечь село, а оказывающих сопротивление жителей расстреливать на месте. Сам отправился на звонницу храма, где обнаружил покорёженный упавшим колоколом пулемёт, и наблюдал за тем, как село начинало полыхать со всех сторон. Совсем скоро его полностью заволокло дымом, в котором изредка звучали одиночные выстрелы, как хлопки черепицы на пожаре. Завершив карательные мероприятия, я попытался определить, в какой стороне сейчас находится Туманов (у него были документы Макарова), но ничего не вышло – рамками я его не обнаружил. Попробовал хоть что-то выяснить по следам, во множестве имеющимся в окрестностях села, однако и тут потерпел неудачу – после первого снегопада осадков больше не было, и следов за это время набралось очень много, поди разбери кто какой след оставил. В общем, в этот раз переиграл меня Туманов на моём же собственном поле, так сказать (ещё одна монетка в копилку личного счёта к нему, не знаю даже, как он расплачиваться станет). В конце концов я совершенно отрешился от происходящего, и бушующих в горящем селе страстей и эмоций: что было, то прошло, и полностью переключился на ставшим важным сейчас для меня вопрос – а где Поручик?

Если Туманов пользуется его документами и формой, то наверняка сам Макаров ограничен в свободе передвижения. Не говорю убит, потому как это, повторю, я бы почувствовал. Но представить, что Поручик находится на свободе, и не может найти способ оповестить меня о том, что Туманов его переиграл и использует его личину – не мог. Не такой человек Макаров, старая школа, проигрывать умеет, но игру ведёт до самого конца. Так куда, черт его побери совсем, он подевался? Это первое. И второе, самое интересное – что теперь знает Макаров про обоз, после общения с Тумановым? Пока же, как это ни прискорбно, придётся считать Поручика пропавшим без вести, что меня конечно же не устраивало – не люблю неопределённости.

Стало очевидным, что найти Поручика я смогу только двигаясь назад, по следу Туманова. Я осознавал, что сейчас мне крайне не хватает толковых и хватких оперативников, для работы на местности. Вернулся в Бугульму, и телеграфом затребовал от Глеба в своё подчинение трёх специалистов нашего ведомства.

Случайный пленник

(Туманов)

До деревни, на окраине которой путеводной звездочкой тлел огонёк в окне крайней избы, он добрался не быстро. Шёл не торопясь, привыкая к динамичному движению взамен осторожного пещерного перемещения, от которого осталось исключительно желание никогда больше не спускаться под землю. Сначала осторожно сошёл лесом с отлогого холма в более стылую низину, и двигался вдоль оказавшегося внизу ручья, полем, до самой деревни. На подходе остановился и какое-то время внимательно слушал ночь: изредка в разных сторонах спящей деревни полаивали собаки, что ему не понравилось. Ветер был западный, встречный, нёс устойчивый запах тёплого жилья, сырой шерсти и хлеба. Расслабляющие запахи покоя, но было ощущение неправильности этого и желание не заходить в деревню, обойти её стороной. Противиться интуиции он не стал, зашагал вдоль околицы забирая к северу, стараясь двигаться по стерне, и не оставлять лишних следов. Деревня оказалась неожиданно большой, с выселками, на которые он вышел. Основная часть деревни была на склоне холмов, ещё ниже. Решив дождаться светлого времени, он нашел большой стог свежего сена и глубоко зарылся в него, наслаждаясь душистым запахом и обволакивающим теплом. Не заметил, как задремал.

Проснулся от топота ног и голосов.

– Тута ён, говорю тебе! Сам видел, как сюды смырнул…

Снаружи было уже светло, утро. И слишком людно. Осторожно раздвинув сено, он обнаружил прямо напротив себя вооружённого мосинкой человека, лет двадцати, в шинели и обмотках, с солдатской папахой на голове. Давно не бритый, неопрятный, без погон. Ну, почти как он сам. Целясь прямо в Туманова, тот азартно крикнул в сторону:

– От он! А ну, выходь!

С разных сторон к стогу приблизились ещё трое, их он рассмотрел, когда спокойно выбирался из тёплого лежбища, которое так некстати его разморило. В голенищах сапог у него были спрятаны документы изъятые у Макарова, с ними он мог не переживать за себя в тылу у белых. Всего и делов – разобраться, где он оказался. Одеты все собравшиеся вокруг него были примерно одинаково. Окопная солдатская одежда, без погон и шевронов, так были одеты большинство ополченцев армии Комуча. У каждого была винтовка, и почти все целились в его сторону. Как стало известно Туманову от Макарова, армия Комуча теперь перешла под управление Временного Всероссийского правительства, а непосредственно тут – под командование Каппеля.