Призрак Оперы. Тайна Желтой комнаты

22
18
20
22
24
26
28
30

– Сейчас узнаете. Положение ужасно… Почему он не умер?

– А кто, в конце концов, сказал вам, что он и взаправду жив?

– Понимаете, Сенклер… Тсс! Молчите! Молчите, Сенклер! Понимаете, если он жив, то я хотел бы умереть!

– Сумасшедший! Ей-богу, сумасшедший! Вот именно, если он жив, то и вы должны жить, чтобы защитить ее!

– А ведь верно, Сенклер! Совершенно верно! Спасибо, друг мой! Вы произнесли единственное слово, которое может заставить меня жить, – «она». А я, представьте, думал лишь о себе! О себе!

Рультабийль принялся над собой подшучивать, и теперь пришла очередь испугаться мне. Обняв его за плечи, я начал его упрашивать рассказать, почему он так испугался, заговорил о своей смерти и столь неудачно шутил.

– Как другу, как своему лучшему другу, Рультабийль! Говори же! Облегчи душу! Поведай мне свою тайну – она же гнетет тебя. Я всем сердцем с тобой.

Рультабийль положил руку мне на плечо, заглянул в самую глубину моих глаз, в самую глубину моего сердца и ответил:

– Вы все узнаете, Сенклер, вы будете знать не меньше моего и ужаснетесь так же, как я, потому что я знаю: вы добры и любите меня!

Наконец Рультабийль немного успокоился и попросил железнодорожное расписание.

– Мы выедем в час, – проговорил он. – Зимой прямого поезда из Э в Париж нет, поэтому мы будем дома часов в семь. Но мы вполне успеем уложить чемоданы, добраться до Лионского вокзала и сесть на девятичасовой на Марсель и Ментону.

Он даже не спросил моего мнения, он тащил меня за собою в Ментону, как притащил в Трепор: ему прекрасно было известно, что при существующем положении дел я ни в чем не смогу ему отказать. К тому же он находился в таком состоянии, что мне и в голову не пришло бы оставить его одного. А у меня начинались каникулы, и во Дворце правосудия дел больше не было.

– Стало быть, мы едем в Э? – спросил я.

– Да, и там сядем в поезд. В экипаже мы доберемся из Трепора до Э за каких-нибудь полчаса.

– Не много же мы побыли здесь, – заключил я.

– Вполне достаточно… Надеюсь, вполне достаточно, чтобы найти то, за чем я сюда, увы, приехал.

Я вспомнил о духах дамы в черном и промолчал. Разве он не пообещал мне, что скоро я все узнаю? Тем временем Рультабийль повел меня на мол. Ветер дул с прежней неистовой силой, и нам пришлось укрыться за маяком. Рультабийль остановился и в задумчивости закрыл глаза.

– Здесь я видел ее в последний раз, – наконец проговорил он и взглянул на каменную скамью. – Мы сидели, и она прижимала меня к сердцу. Мне было тогда всего девять… Она велела мне оставаться на этой скамье и ушла; больше я ее не видел. Был вечер, тихий летний вечер, вечер, когда нам вручали награды. Участия во вручении она не принимала, но я знал, что она придет вечером… Вечер был ясный и звездный, и я на секунду подумал, что увижу ее лицо. Но она вздохнула и закрылась вуалью. А потом ушла. Больше я ее никогда не видел…

– А вы, друг мой?

– Я?