– Это мой соперник. И если он не умер, тем хуже для меня!
Он отослал слуг, братья остались одни. Но находившийся среди слуг камердинер графа услышал, как Рауль решительным тоном произнес за закрывшейся дверью:
– Вечером я похищу Кристину Даэ!
Впоследствии эта фраза была передана судебному следователю Фору. Однако никому не известно, какой разговор произошел между братьями в ту ночь.
Слуги рассказывали, что это была не первая ссора между ними. Через стены доносились крики, речь шла об актрисе, которую звали Кристина Даэ.
За завтраком граф Филипп – обычно он завтракал в своем рабочем кабинете – приказал позвать к нему Рауля. Пришел Рауль, мрачный и молчаливый. Разговор был коротким.
Граф: Прочти вот это! (Он протянул брату газету и ткнул пальцем в одну из заметок.)
Виконт (шевеля губами, прочитал следующее): «Сенсация в предместье: только что состоялось обручение мадемуазель Кристины Даэ, оперной певицы, и виконта Рауля де Шаньи. Если верить закулисным разговорам, граф Филипп поклялся, что впервые один из Шаньи не сдержит своего обещания. Поскольку любовь – а в Опере более, чем где бы то ни было, – всемогуща, возникает вопрос: какие средства использует граф Филипп, чтобы помешать своему брату повести к алтарю „Новую Маргариту“? Говорят, братья обожают друг друга, но вряд ли братская любовь одержит верх над просто любовью, пусть даже и мимолетной».
Граф (печально): Ты видишь, Рауль, что ты делаешь из нас посмешище. Эта малышка совсем вскружила тебе голову россказнями о привидениях. (Значит, виконт передал брату рассказ Кристины.)
Виконт: Прощай, брат!
Граф: Значит, это решено? И сегодня ночью ты уезжаешь? Вместе с ней? Надеюсь, ты не сделаешь такой глупости! (Молчание виконта.) Я найду способ остановить тебя!
Виконт: Прощай, брат! (Выходит.)
Граф сам рассказал судебному следователю об этой сцене, ему было суждено в последний раз в жизни увидеть младшего брата в тот же вечер в Опере, за несколько минут до исчезновения Кристины.
Рауль посвятил весь день приготовлениям к побегу.
Лошади, экипаж, кучер, продукты, багаж, деньги на дорогу, маршрут – было решено воспользоваться железной дорогой, чтобы сбить Призрака со следа, – все это занимало мысли виконта до девяти вечера.
В девять часов к веренице экипажей перед Ротондой присоединилась двухместная карета с плотно зашторенными окнами и поднятыми стеклами. В нее были впряжены две резвые лошади, на козлах сидел кучер, лица которого почти не было видно за многочисленными складками длинного шарфа. Перед этой каретой стояли еще три. Позже следствием было установлено, что это были экипажи Карлотты, неожиданно возвратившейся в Париж, Сорелли и графа Филиппа де Шаньи. Из двухместной кареты никто не выходил. Кучер все время оставался на козлах. Трое других кучеров также не покидали своих мест.
Какой-то неизвестный, закутанный в черное пальто, в черной шляпе из мягкого фетра, прошел по тротуару между Ротондой и экипажами. Казалось, он внимательно разглядывает двухместную карету. Он подошел к лошадям, потом к кучеру, затем удалился, не сказав ни слова. Следствие решило, что это был виконт де Шаньи; я же в это не верю, потому что мне известно, что в тот вечер, как обычно, виконт де Шаньи был в цилиндре, который, кстати, был обнаружен позже. Я полагаю, что это был Призрак, который знал обо всем, как нам предстоит впоследствии убедиться.
По случайному совпадению в тот вечер вновь давали «Фауста». В зале собралась самая блестящая публика. Аристократы – обитатели предместья – были почти в полном составе. В те времена владельцы абонементов крайне редко делились своими ложами с представителями финансовых и торговых кругов или с иностранцами. Теперь все переменилось: ложей какого-нибудь маркиза, который по контракту является ее владельцем, пользуется торговец солониной вместе с многочисленным семейством, поскольку ложа оплачена им. А в ту эпоху подобные примеры встречались крайне редко. Ложи Оперы представляли собой салон, где встречались люди большого света, среди них попадались и те, кто и впрямь любил музыку.
Все эти аристократы знали друг друга, хотя и не обязательно поддерживали близкие отношения. Личность графа де Шаньи была достаточно известна.
Заметка в газете «Эпок» уже, должно быть, произвела определенный эффект, поэтому все глаза были устремлены к ложе, где в одиночестве восседал граф Филипп, внешне безразличный, с беспечной миной. Женская половина блестящего собрания была заинтригована в особенности, а отсутствие виконта служило предметом пересудов и перешептываний под прикрытием вееров. Кристину Даэ встретили довольно холодно: эта публика не собиралась поощрять столь дерзких матримониальных притязаний.
ebooksa