– Видимо, Старберд постарался, – заметил Билли. – Он у них что-то вроде администратора.
Голос Спартона звучал несколько неуверенно и встревоженно.
– Ему показалось, что его засекли, – сказал Джинелли. – Он ехал за ними, а это было ошибкой. Кто-то там повернул обратно подзаправиться, а он не заметил. Ехал себе со скоростью сорок миль, и вдруг пара «универсалов» и фургон – громыхают навстречу. Получилось так, что он оказался не в хвосте их каравана, а где-то посередине. Глянул в боковое окно, а там из фургона смотрит старик без носа и машет ему пальцем, вернее, не столько машет, сколько какое-то заклинание делает. Говорю буквально со слов этого парня, Уильям. Так и сказал: «Какое-то заклинание пальцем делает».
– О Боже! – пробормотал Билли.
– Тебе в кофе подлить?
– Нет… впрочем, налей.
Джинелли подлил ему порцию «Чиваса» в чашку и продолжил свою историю. Он спросил Спартона, не была ли там на фургоне нарисована женщина с единорогом. Да, была. Женщина и единорог.
– Боже мой, – снова сказал Билли. – Ты уверен, что они его машину засекли? После того как погибли собаки, они могли обыскать все вокруг и найти «форд». Теперь его узнали.
– Так оно и было, – мрачно сказал Джинелли. – Он дал мне название дороги, на которой цыгане находились – Финсон-роуд, и номер шоссе, с которого они туда свернули. Попросил остатки денег положить в конверт на его имя в мотеле. «Извини, смываюсь», – сказал он, и я его не осуждаю.
Джинелли покинул мотель в машине «нова» в восемь пятнадцать. Пересек черту, разделяющую Бакспорт и Банкертон в девять тридцать. Спустя десять минут миновал заправочную станцию «Тексако», которая на ночь закрылась. Возле нее стояло порядочно автомашин для ремонта и для продажи. В дальнем конце ряда увидел арендованный им «форд», проехал дальше, развернулся и направился обратно.
– Я так дважды покрутился, – сказал он. – Никогда прежде не было у меня подобного чувства. Короче, я проехал подальше и вернулся пешком.
– И что?
– Спартон находился в машине, – сказал Джинелли. – Сидел за рулем. Мертвый. Дырка во лбу как раз над правым глазом. Крови немного. Мог быть и сорок пятый калибр, но не думаю. Крови на сиденье рядом с ним не было вообще. То, что его убило, навылет не прошло. Сорок пятый калибр прошивает насквозь, оставляя позади дыру с консервную банку размером. Я думаю, он был убит из рогатки шариком от подшипника. Тем самым, чем их девка стреляет. Может, она это и сделала.
Джинелли замолчал, некоторое время размышляя.
– У него на коленях лежала мертвая курица, взрезанная ножом. Кровью на лбу у Спартона было написано одно слово. Возможно, кровью этой курицы, но, сам понимаешь, лабораторный анализ я сделать не мог.
– Что за слово? – спросил Билли, хотя уже догадался.
– «НИКОГДА».
– Господи Иисусе, – прошептал Билли и схватил свою чашку кофе с виски. Однако тут же и отставил ее: показалось, что его стошнит, если выпьет. Нельзя, чтобы вырвало. Мысленно представил себе Спартона за рулем: голова откинута назад, черная дырка над глазом, груда белых окровавленных перьев на коленях. Образ был столь ярким, что он увидел даже приоткрытый желтый клюв мертвой птицы и черные глаза-бусинки…
Мир заволокло серой пеленой… послышался звук шлепка по его щеке. Халлек раскрыл глаза и увидел, как Джинелли усаживается обратно в свое кресло.
– Извини, Уильям, но, как в рекламе лосьона говорят, – тебе это необходимо. Я думаю, ты валишь на себя вину за этого парня Спартона. Хочу, чтобы ты выбросил такие мысли, понял? Ты меня слышишь? – Тон Джинелли был спокойным, но в глазах – гнев. – У тебя искаженный взгляд на вещи. Знаешь, вроде этих судей, у которых сердце кровью обливается. Они обвиняют всех кого угодно, включая президента США, за то, что какой-то прохвост пырнул ножом бабусю, чтобы забрать ее чек социальной страховки. А сам этот фраер стоит перед ними, ожидая условного наказания, чтобы потом пойти и продолжить свое дело.