Эфирный эликсир

22
18
20
22
24
26
28
30

— И тогда в этот момент я включаю на магнитофоне «Белые розы», — догадалась Томка Полякова.

— Нормально. — Махнул рукой Широков. — Вопрос — когда это всё репетировать будем? В пять вечера начнётся уже сам КВН, а занятия до двух. И кто эту школу только придумал?

— Спокойно! — Я поднял руку как вождь индейского племени. — Всех кто играет в команде я отпрошу с последнего урока. Скажу, что вы мне нужны для интервью в газету «Шахтёрская кочегарка». Директор мне не откажет. А теперь давайте по домам.

— Не, не, не! — Запричитали девчонки. — Сначала спой эту свою песню, которую ты исполнил перед жюри.

— Песня называется «Моя звезда». — Тяжело вздохнул я.

* * *

В пятницу 16-го октября в школе никто не думал про учёбу. Девятиклассники носились со своими костюмами и лихорадочно дописывали и даже переписывали свой сценарий. Десятиклассники, участвующие в сегодняшнем шоу, вообще были отпущены со второго урока. Ко мне на перемене подбегали парни и девчонки из параллельных классов, и говорили, что сегодня будут болеть только за нас. А после третьего урока на «задах» Широков подрался с Каримовым. «Карим» обвинил своего бывшего кореша в том, что он продался нам «спортсменам», что из-за него из школы выперли «Белого». В общем, поводов для кровопролития набралось более чем достаточно. Поэтому, когда я прибежал на «зады», разборка была уже закончена. Каримов сидел на попе с разбитым носом, а Толя Широков потирал фингал под левым глазом.

— Ладно. — Махнул я рукой. — С фингалом на игре будет даже смешнее.

— Прости, не сдержался, б…ь, — хмыкнул «Широкий».

— Чё, футболист, смешно тебе? — Огрызнулся Каримов.

— Я ваши таблетки весёлые не принимаю. — Улыбнулся я. — Потому что время и здоровье жаль на всякую ерунду тратить. Ты, «Карим», и глазом моргнуть не успеешь, когда в тридцать лет траванёшься денатуратом, и никто тебя не откачает. Это ты в школе перед пятиклассниками крутой, а в реальной жизни станешь обычным бухариком.

— Да пошли вы, — обиженно пробубнил хулиган Каримов.

* * *

На удивление, с четвёртого урока алгебры к директору вызвали не хулиганов Широкова и Каримова, а меня, который даже пальцем сегодня никого не обидел. В кабинет ворвалась миловидная секретарша нашего директора, которую все звали Анечка и затараторила:

— Молчанова срочно к директору! Извините, Наина Файзиевна.

— Валера, ты опять что-то натворил? — Удивилась преподавательница, которая объясняла новую тему.

— Пока не знаю, — буркнул я, выходя из класса. — Может быть, на красный сигнал светофора по дороге в школу перешёл?

В коридоре, топая следом за невысокой, но фигуристой секретаршей Анечкой, которая сегодня надела клетчатое платье до колена, я продолжал ломать голову над двумя вопросами: «Зачем меня вызывают к директору? И почему я раньше, в той первой юности, не обращал внимания на секретаршу? Очень миленькая барышня».

— Ты, Валера, скоро в кабинете Константина Вячеславовича пропишешься. — Заулыбалась Анечка, показав мне стройный ряд прекрасных белых зубов.

— В офисной недвижимости не прописывают, — хохотнул я и вошёл к директору школу.

К моему удивлению Константин Вячеславович ожидал меня в гости не с завучем, а с нашей классной руководительницей Мариной Алексеевной, а на директорском столе лежала газета «Шахтёрская кочегарка», развёрнутая на последней странице.

— Валера, это твои статьи? — Ткнула своим тонким пальцем в газету классная.