Арбат, режимная улица

22
18
20
22
24
26
28
30

– Куда ты в таких лаковых сапожках? В чем дело? – закричал он, увидев меня.

– В чем дело? – крикнул и Чижик со своей голубятни. – Кого ты ограбил?

И Ерахмиель, сапожник, высунул в окошко „Нового света" свою патлатую бороду, которая тоже, казалось, спрашивала: „В чем дело? Кого ограбили?"

Тетка им все рассказала: и какие я буду носить фуражки, и какие я буду носить сюртуки, сзади – карманчик для красного платка.

– О! – сказал Юкинбом и поднял палец, показывая, что красный платок в заднем карманчике – это как раз то, что нужно.

– Я сделаю тебе белую меховую шапку! – закричал Чижик со своей голубятни. – Шелковый картуз я тебе сошью – еврейский картуз из лучшего репса. Сколько фуражек я сделал, сколько мерок снял – волос у тебя нет.

– Лаковые лодочки! – сказал из окошка „Нового света" Ерахмиель. – На высоких каблучках, с белыми бантиками и никелированными пряжками. Ты будешь ходить, как барин.

– Ой, маленький барин! – вскричала тетка. – Ты будешь ходить осторожно.

– А пальто тебе будет – кастор! – предложил Юкинбом. – Огонь!… Штучные брюки, черные, как ночь, глубокие карманы!…

– Да, да, глубокие карманы! – обрадовалась тетка. На балкон вышел господин Котляр с золотой цепью на животе и с такими же оттопыренными ушами, как у сына его Коти. И хотя он нас видел, но делал вид, что не видит, и смотрел на облачко. Тетка, заглядывая ему в лицо, сказала: „Здравствуйте!" – и ущипнула меня, чтобы и я сказал „здравствуйте", и только тогда он посмотрел на нас и, медленно приподняв котелок, ответил:

– Здравствуйте! – с таким видом, будто дал нам денег.

Тетка, заулыбавшись, трижды повторила: „Здравствуйте! Здравствуйте! Здравствуйте!"

– Ведите его, – проговорил господин Котляр. – Довольно ему рвать чужие груши!

Но я– то отлично знал, что в садике у него нет ни одной груши, а растет только дикое дерево с черными ягодами, из которых мы делали чернила.

– Ой, его надо бить, ой,его надо шлепать, – крикнул из окошка рыжий ребе, – чтобы он знал, где „а" и где „б"!

– Где „а" и где „б"… – хором повторили мальчики…

Ребе, ребе!…

В темной, продымленной комнате, кишевшей клопами и пропахшей луком, чесноком и всеми сладкими и горькими еврейскими блюдами, сидели двадцать мальчиков, тесно прижавшись и изнывая, щекоча друг друга, царапаясь, пересчитывая друг другу ребра и обыгрывая друг друга на крючки от штанов.

Сзади нас стоял бегельфер – помощник ребе, рыжая морда – и держал наготове канчук.

Меня уткнули в желтую истлевшую книгу, и ребе, усмехаясь, пропел: