«Как это ни печально, но, когда пациент стал вести себя провокативно, его родственники решили, что он вернулся в свое нормальное состояние», – написал лечащий врач.
Доктор обратил внимание на то, что и Мими, и Дон говорят о Питере как о еще одном сыне, который потерял рассудок. Очень скоро персонал клиники услышал и про остальных детей Гэлвинов.
Они узнали о Дональде и о об удручающей динамике его взаимоотношений с Питером. Чем страннее становилось поведение Дональда, тем больше дразнили этим Питера в школе и тем болезненнее он воспринимал присутствие старшего брата дома. «Быть первым номером просто, а вот десятым сможет не каждый», – говорил Питер.
Они вспомнили о Джиме, который в свое время поступил во взрослое психиатрическое отделение этой же больницы в состоянии, которое врачи определили как «острое шизофреническое, усугубленное параноидными идеями».
Им стала известна история Брайана, совершившего убийство с последующим самоубийством. А еще персонал больницы заметил, что не все в порядке с Джо, замкнутым седьмым сыном Гэлвинов. Согласно заметкам одного из докторов, навещая Питера в больнице, он «рассказал психотерапевту пациента, что в прошлом у него случались схожие симптомы».
Похоже, не за горами был уже пятый случай. В медицинских документах содержалось лишь указание на то, что следует внимательно отслеживать у Джо признаки появления психоза, схожего с тем, что овладел его братьями. Худшие опасения Дона и Мими подтверждались. Что-то происходило со всеми мальчиками – сначала с Дональдом и Джимом, затем с Брайаном, теперь с Питером, а вскоре, возможно, и с Джо. Родители не представляли себе, как это остановить, если сделать подобное вообще возможно.
В поисках причин Мими и Дон обращались к душевным потрясениям каждого из братьев: проблемным бракам Дональда и Джима, разрыву Брайана с Нони, инсульту отца в присутствии Питера. Мими еще и копалась в истории семьи – возможно, у кого-то из дальних родственников обнаруживались какие-то настораживающие признаки. Как-то раз у матери Дона случилась депрессия, как и у самого Дона после войны. А эмоциональный надлом, постигший Дона в Канаде? Разве это не считается расстройством психики? Может быть, Дон и является источником заразы, которую рано или поздно суждено подцепить всем их мальчикам?
А может, всему виной наркотики. Когда-то мальчики слушали оперные спектакли, а теперь у них круглосуточно орут Джими Хендрикс и группа Cream. На ЛСД подсаживались и Брайан, и Ричард, и Майкл, да и тихоня Джо тоже. Шахматный вундеркинд Марк баловался аддераллом и прочими стимуляторами. Даже Мэри в пятилетнем возрасте покурила травку с подачи Питера и Мэтта, которые скорей всего стащили ее у кого-то из старших братьев. Дон и Мими время от времени обращали внимание на происходящее, но полностью контролировать такое количество мальчиков были не в силах. Они никак не могли предвидеть, что наркотики внезапно заполонят все вокруг, и уж точно не думали, что это коснется их собственных прекрасных детей.
Так в круге подозреваемых образовалась контркультура как таковая. Может быть, то, что происходит с мальчиками, просто еще один аспект нынешних беспокойных мятежных времен?
Однако наблюдавшие Питера врачи придерживались другой теории.
Заметки медперсонала, относящиеся к периоду госпитализации Питера в 1975 году, говорят о Мими необычно жестко. Один из врачей пишет о том, что она «не хочет или неспособна воспринимать неприятные факты» и очень хорошо умеет подавать Питеру «смешанные и двусмысленные сигналы» (очевидная отсылка к теории двойной связи[50]), а также «успешно мешает ему высказываться на неоднозначные темы».
Доктор отмечал, что на сеансах психотерапии с присутствием Мими Питер пытается затрагивать темы своих галлюцинаций и страхов, но она не позволяет ему говорить об этом. «Складывается впечатление, что аналогичную роль мать играет и в отношениях с другими своими сыновьями». Вместе с тем, не вызывало сомнений то, что и Дон и Мими тревожатся за своего сына и мать бесспорно является для Питера источником утешения. «Иногда на встречах с родными пациент кладет голову на грудь матери и улыбается, напоминая своим видом довольного младенца», – пишет врач. С точки зрения этого доктора, такая схема отношений – всемогущая мать и зависимый от нее ребенок – «была наиболее комфортной как для матери, так и для ее детей».
Одной из встреч с психотерапевтами стала для Мими незабываемой: тогда они с Доном испытали теорию шизофреногенной матери непосредственно на себе. Все, что говорилось врачами, делало Мими главной причиной психического нездоровья Питера и, следовательно, всех других ее сыновей. Оба родителя были ошеломлены. Сначала Мими пала духом, затем ужаснулась, и в конце концов стала защищаться.
Она твердо решила, что больше никогда и близко не подпустит к своим сыновьям университетских докторов. Отныне они станут лечиться в Пуэбло или вообще нигде.
Когда-то Мими делала ставку на порядок и уклад, заведенный в доме раз и навсегда, но теперь в ее жизни не было ничего и близко похожего на это. С каждым новым заболевающим мальчиком она все больше становилась пленницей, окруженной секретами и парализованной властью предрассудков о психических болезнях. Притворяться, что все совершенно нормально в нынешней ситуации – ненужная роскошь. Она уже не хотела скрывать жестокую боль, которую носила глубоко внутри себя на протяжении многих лет.
И все-таки, чем именно заслужила такое Мими Гэлвин? Один сын стал убийцей и умер; муж-инвалид сражен инсультом; двое серьезно больных сыновей живут в родительском доме, и за ними некому ухаживать, кроме нее. Рядом только один из мальчиков, шестнадцатилетний Мэтт, и девочки – тринадцатилетняя Маргарет и десятилетняя Мэри. Заботиться обо всех и ждать, кто заболеет следующим, – это слишком для Мими, как и для кого угодно.
В 1975 году во время рождественских каникул как-то вечером на кухне дома Гэлвинов зазвонил телефон. Мими сняла трубку. Это была Нэнси Гэри, приятельница Дона и Мими по временам Федерации. Жена нефтяного магната.
В сложившейся ситуации Нэнси никак не подходила на роль желанной собеседницы для Мими. Один звук ее бодрого и звонкого голоса звучал эхом прежней жизни и казался почти издевательским. Полеты на личном самолете Нэнси и Сэма в Солт-Лейк Сити или Санта-Фе… К такой жизни Мими уже больше не вернется, теперь это суждено кому угодно, только не ей.
Однако оказалось, что Нэнси именно тот человек, который был нужен именно в данный момент. Она спросила у Мими, как ее дела, и та впервые дала слабину. Мими сделала нечто совершенно невообразимое для себя: разрыдалась во время телефонного разговора с женщиной, которую и подругой-то назвать могла с большой натяжкой.
Нэнси нельзя назвать слишком эмоциональным человеком. При этом она умела использовать состояние своего мужа для избавления от проблем.