Все шло хорошо до того момента, пока молодой педагог, вчерашний аспирант Филипп Романов, не поставил второкурснице Блюменгуртен двойку на экзамене. Рыдающая студентка показала бабушке зачетку со словами:
– Теперь не станут платить повышенную стипендию.
Профессор обняла девушку.
– Успокойся, не умрем с голода. А Романов…
И далее доктор наук произнесла такие слова, что второкурсница разинула рот. Ее бабуля – знаток поэзии Анны Ахматовой, Брюсова, ученый, свободно владеет тремя европейскими языками плюс английским, профессор с идеальной репутацией очень умного врача, интеллигентная дама. И эта женщина знает подобные выражения? Она ранее никогда не произносила даже слово «дурак»…
– Не расстраивайся, кисонька, – продолжила старшая Блюменгуртен, – все улажу. Посиди пока дома, почитай интересные книжки, заешь стресс прекрасными пирожными. Сейчас Маруся в Столешников переулок сгоняет.
Домработница живо сбегала в лучшую московскую кондитерскую, и Ксюша устроилась на диване с томиком Агаты Кристи, который бабуля купила в недоступной простому человеку «Лавке Писателей», и замечательными эклерами. Мысли о двойке выветрились из ее головы.
Антонина Васильевна заглянула к внучке где-то через час – она определенно собралась куда-то уходить – и спросила:
– Прости, что сейчас засовываю скальпель в твою рану, но скажи, каким образом Романов ухитрился тебя завалить?
– Ответила на все вопросы билета, хорошо их знала. Ни одной лекции не пропустила. А педагог начал спрашивать про организацию медпомощи в разных странах…
Брови профессора встали домиком.
– О-о-о!
– Сначала про ГДР, потом про Венгрию спросил. Потом велел рассказать, чем отличается работа «Скорой» в Англии от неотложной помощи в США. А я обо всем этом понятии не имею, мы не проходили данный материал. Ни одной лекции или семинарского занятия по этим темам не было.
– Понятно, – фыркнула бабушка, – тип с царской фамилией решил отыграться на…
Не договорив, профессор ушла.
Через три дня Ксюшу пригласили на пересдачу, отвечала она перед комиссией из неизвестных ей педагогов. Гоняли студентку по всему материалу, задавали каверзные вопросы. Но девушка ни разу не ошиблась, не сбилась.
– Нуте-с, коллеги, – произнес через час самый пожилой мужчина, – давайте похвалим студентку, которая не испугалась армии профессоров и храбро отбила наши атаки. Отлично, Ксения. Вы честно заслужили отличную оценку. Повышенная стипендия останется с вами. И обещаю, Романова вы больше никогда не увидите.
Ксения приложила ладони к щекам.
– Представляете мою глупость? Я не спросила, почему преподаватель решил завалить меня на экзамене. Но правда меня сама догнала. Прошло несколько месяцев, я проходила практику в больнице. И вдруг в коридоре сталкиваюсь с этим Филиппом. Никто из нас не ожидал подобной встречи, оба замерли. Первой очнулась я. «Можете отправиться к главврачу и наврать, что студентка Блюменгуртен убивает младенцев». Мужчина неожиданно произнес: «Прости! Не удержался. Ты вообще ни при чем, похоже, ничего не знаешь». Естественно, я проявила любопытство: «А что мне следует знать?» Романов молчал, но я пристала к нему. Мы вышли в парк при клинике, сели на скамейку. Филипп рассказал мне то, что тщательно скрывала бабушка. Она всегда говорила, что мои родители лечат в Африке больных деток, и я ей верила. Когда я пошла в школу, бабуля сказала, что папа и мама заразились чем-то и умерли прямо на посту, они врачи-герои. Я восприняла информацию без рыданий. Я не помнила лиц людей, благодаря которым появилась на свет, самые близкие родственники для меня были чужими. Сейчас, оглядываясь назад, я удивляюсь своей наивности. До беседы с Романовым меня ни разу не насторожило отсутствие в доме фото медиков, которые совершили подвиг, или писем от них. Я никогда не спрашивала, почему родители не берут отпуск. Остается лишь поражаться моей тупости. Так вот. Эта пара…
Ксения глубоко вдохнула.