Родная кровь

22
18
20
22
24
26
28
30

– Простите нас за бестактность, мы даже не поздоровались! – тем временем продолжала разглагольствовать присущим ей весёлым тоном Августа.

– Всё в порядке, – мысленно влепив себе мощную пощёчину, наконец заставила себя заговорить я, но мой голос звучал как-то неестественно, предательски-надломлено.

– А что вы здесь делаете?

– Да мы так… Уже уезжаем…

– Правда? Я думала, вы только приехали.

– Нет, мы уже уезжаем… – я уже хотела сделать шаг назад, совсем забыв о том, что прямо позади себя я удерживаю Берека и потому рискую на него наступить, но Августа не отступалась.

– А мы с Байроном решили выбраться за подарком для Геры. Завтра ей исполняется семь лет.

– Поздравляю… – отозвалась я и, машинально переведя взгляд на Байрона, сразу же запнулась. В ЭТУ СЕКУНДУ ОН СМОТРЕЛ НА БЕРЕКА! Берек, выглядывая из-за меня, внимательно смотрел на него!!! Их взгляды встретились! И вдруг… Они улыбнулись друг другу! Одновременно! Как по щелчку!

– Нет, всё-таки какой красивый мальчик… – вновь заметила Августа.

– Сколько тебе лет? – уже без улыбки, но всё равно неожиданно мягким тоном, впервые с момента встречи подал голос Байрон.

От услышанного весь мой внутренний мир мгновенно сжался до размеров точки, затем в одну миллисекунду разжался до масштабов галактики и вдруг отозвался резкой болью во всём моём организме от центра сердца до кончиков волос. Это был не простой вопрос – это был вопрос с подвохом. А это значит, что вопрошающий предполагает знание правильного ответа.

Берек сделал едва уловимое движение вперёд, я почувствовала это рукой, в которой держала его руку – он готов был ответить. Но я успела перехватить его ответ… Я успела!

– Четыре. Ему четыре. Будет в конце октября.

Встретившись взглядом с сыном, я заметила, как он нахмурил брови. Он не ожидал ни того, что я перебью его, ни тем более подобного ответа из моих уст.

– Четыре? – брови Августы мгновенно взмыли от удивления. – Крупненький, для своего возраста.

– Как твоя температура? – неожиданно обратился ко мне Байрон, выбрав нарочито иную тему, не касающуюся ребёнка, и я мгновенно напряглась ещё сильнее. Это такой ход или никакой это не ход? В эти секунды я пыталась уловить хоть какую-нибудь волну, способную подсказать мне хоть что-нибудь касательно просвещения Байрона в жизненно важном для меня вопросе или полного отсутствия такового просвещения у него, но я ничего не улавливала. Абсолютно ничего. Все мои компасы, все стрелки были сбиты. Я попала в аномальную, опасную зону. Моё нутро меня не слушалось…

Так и не дождавшись от меня ответа, заглядывая всё глубже в мои широко распахнутые глаза, Байрон повторил попытку:

– Ты чувствуешь себя лучше?

– Мама, ты болела?! – мгновенно включился Берек и, оттянув меня за руку, тем самым заставив меня смотреть на него, заглянул в мои глаза огромными зелёными изумрудами, точь-в-точь такими же, которые миллисекундой ранее убивали меня… Вот эти глаза смотрят на меня сверху вниз, а вот они же смотрят на меня снизу вверх. Система замкнулась.

Моё сердце было на пределе. Оно колотилось так, как, кажется, не колотилось даже во время родов.