На подобное замечание я не посмела ничего ответить. Потому что моя ложь была слишком велика, чтобы я имела право добавить к ней ещё хотя бы грамм обмана.
Уже стоя под холодными потоками воды, я, содрогаясь от холода и душевной боли всем телом, позволила себе поплакать по-настоящему сильно. Примерно так, как плакала, когда узнала, что Байрон сделал со мной, или так, как плакала, когда впервые взяла Берека в свои руки. Мой ребёнок даже не допускал мысли о том, что его мама может врать, да ещё и глядя в глаза людям. А я, оказывается, могла и смогла. Но Берек в это не поверил. Он решил, что я просто запуталась. Просто перепутала его возраст, месяцы его рождения… Этот гений ведь ещё слишком мал, чтобы понимать, что я никогда в своей жизни не забуду дня, в который он появился на этот свет. Подобное знание выше меня, выше моего собственного существования, понимания жизни, как беспрерывного цикла…
Когда я зашла в спальню, основной свет в комнате уже был выключен и тусклым светом горела только прикроватная лампа. Благодаря свету этой лампы и свету, льющемуся из-за моей спины, из ванной комнаты, я могла хорошо рассмотреть Берека. Он укрылся одеялом и тихо лежал в своей кровати, но не спал и смотрел на меня своими большими изумрудными глазами.
– Мне показалось, как будто нас сфотографировал какой-то дядя.
– Что? – моё сердце ёкнуло. Услышанное отчего-то показалось мне жутким. – Когда? Какой дядя? Тот, который приглашал нас на праздник?
– Нет, не этот… На парковке был другой дядя… Наверное, мне просто показалось. Может быть он фотографировал не нас, а супермаркет.
Мне немного полегчало. Гулко выдохнув, я подошла к кровати своего сына и, сев на пол, одной рукой уперлась в свою влажную шею, а вторую аккуратно положила на его тихо вздымающийся животик.
– Прости меня за то, что отказала тебе при всех, – полушёпотом начала я. – Я больше так не буду. Обещаю.
Резко натянув на свою голову одеяло, как он иногда делал, чтобы я не заметила его слёз, он вдруг задрожал всем телом, но ничего мне не ответил. Почувствовав новую волну слёз, подступивших к моим глазам, я аккуратно положила подбородок на трясущийся живот своего всё ещё маленького ребёнка и подождала около минуты. Ему всегда требовалось около минуты, чтобы остановить свои слёзы. Мне порой не хватало и десяти минут. Может быть потому, что я, в силу своего возраста и соответствующим ему испорченности, и побитости, срывалась на слёзы реже.
– Просто в моей жизни не так уж и много рыцарских шоу происходило, – наконец зашептал под одеялом Берек. – А фейерверки я видел только два раза и совсем издалека.
Я чрезмерно громко, судорожно вздохнула.
Плевать. Байрон уже его увидел. Если он ничего не понял с первого взгляда, значит не поймёт даже с сотого, если же всё понял, значит тем более нет смысла лишать Берека как минимум рыцарского шоу.
Этой ночью я лично, едва уловимым шёпотом, учила своего сына лгать. И он, внимательно слушая меня, учился. Этот ребёнок всегда слишком хорошо учился. Если кто-то на этой вечеринке спросит его, сколько ему лет, он должен будет сказать, что ему не четыре, а три года, а если спросят, когда именно он родился, он назовёт не тридцатое сентября, а тридцатое октября.
– Пожалуйста, прости меня за то, что расстроил тебя при всех, – уже перебравшись ко мне в кровать вместе со своим одеялом и плюшевым медведем, совершенно неожиданно, сразу после окончания моего урока лжи, полушёпотом выдал Берек. – Я тебя очень сильно люблю… Больше всех. И обещаю всегда любить тебя больше всех. Простишь меня?
Мой сын терзался той же болью, которой терзалась я: его душа болела потому, что переживала из-за того, что эта эмоциональная сцена произошла в присутствии посторонних глаз. Мой ребёнок вырастет хорошим человеком. Он вырастет достойным мужчиной. Он уже им растёт.
…Спустя час я уже почти заснула, как вдруг в моей голове отчётливо прозвучала мысль: “Эта сцена разыгралась не при посторонних глазах. Глаза Байрона – глаза отца Берека”.
Буквально за секунду перед сном меня внезапно накрыло глубинное осознание того, что сегодня произошло нечто большее, чем просто сотрясение души моей материнской сущности. Сегодня произошла первая, уникальная, неповторимая встреча отца с сыном… Завтра произойдёт вторая. Уверена, обе эти встречи запечатлятся в идеальной фотографической памяти Берека. И я рада этому. Потому что больше встреч не будет.
Мы с Береком уедем из Роара. Далеко. В Нью-Йорк или даже в Сан-Франциско. А потом, когда он дорастёт до того, чтобы спросить у меня в лоб о том, кто является его отцом, я расскажу ему красивую историю любви, в которой был зачат красивый мальчик, после чего главный герой этого любовного романа поступил очень некрасиво с главной героиней, но это не отменило прекрасного продолжения истории в виде появления на свет прекрасного мальчика. Да, я буду рассказывать своему ребёнку только правду. А для этого мне сначала придётся прекратить врать себе. Я признаюсь себе в том, что я действительно любила мужчину, от которого забеременела, признаюсь своему сыну в том, что любила его отца. Произнесу эти слова вслух, пусть они давно заржавели в моём нутре от многих лет их сокрытия, и пусть даже они оцарапают моё горло, но я не солгу. Я даже расскажу ему, что Береком я назвала его неспроста, что первая буква его имени совпадает с первой буквой имени его отца, но это не случайное, а умышленное совпадение. Я назвала его так, чтобы помнить о том, что он был зачат в любви, а не в страхе, которым вскоре обернулось для меня это зачатие. А когда он станет совсем взрослым и решит уточнить личность своего отца, конкретизировать её, я скажу ему: “Помнишь тот день, когда мы вместе плакали после похода в супермаркет? И ещё помнишь рыцарское шоу, на которое я тебя отвела на следующий день? В те два раза ты видел своего отца”.
Я дам своему сыну только два раза. Не больше. И потом уеду вместе с ним из этого проклятого города раз и навсегда, не сказав никому ни слова. Максимум, что сможет оставить при себе Крайтон – это догадки. Но моего ребёнка… Своего сына… Он не получит. Только через мой труп. Но лучше бы до подобной крайности не дошло.
Лучше бы всё завершилось не успев начаться.
ebooksa