Родная кровь

Тем временем, Лурдес увлечённо продолжала вести своё повествование:

– Оказалось, что директор этой сказочно богатой компании был заинтересован в Пине не только как в ценном сотруднике, но как в женщине. И это с учётом того, что Пина никогда не умела подчёркивать врученную ей природой красоту: она постоянно ходила в одной и той же одежде, меняя между собой чёрный, серый и бежевый костюмы-тройки, и практически не пользовалась косметикой. Иное дело я. Пусть у меня порой и не хватало денег на нормальное питание, но я никогда не позволяла себе появляться на рабочем месте в одном и том же образе дважды за один месяц, и косметика у меня хотя и была дешёвая, но я виртуозно умела ею пользоваться. Роман же Пины с нашим боссом, к моему счастью, развивался очень медленно. Моя обыкновенно скрытная кузина не любила трепаться на тему личной жизни, но однажды я её напоила и всё-таки смогла разболтать её на эту тему. При помощи такой старой как мир хитрости я узнала, что Пина сомневалась в нашем боссе, как в варианте подходящего ей мужчины, потому что считала его чуть ли не безвольным, и всё потому, что он иногда не сдерживал свои мелкие обещания или намеренно обещал то, что впоследствии не собирался исполнять. И хотя Пину подкупала его откровенная влюблённость в неё – я подозреваю, что она осознанно умолчала о том, что её также подкупает его богатство, чтобы выглядеть в моих глазах чистой овечкой – всё же она не видела в нём того стержня, благодаря которому она могла бы чувствовать себя рядом с ним защищённой. Именно так она тогда выразилась. Позже я проверила её слова и не удивилась тому, что моя пусть и туповатая из-за неоправданной доброты, но всегда проницательная кузина оказалась права: этот человек, будучи устойчивым и сильным в ведении крупного бизнеса, ровно настолько же оказался слабодушным во всех остальных сферах своей жизнедеятельности. Что, собственно, в итоге стало для меня и сказочным подарком, и болючим бичом. Как только я узнала о том, что наш неприлично богатый босс заглядывается на мою недалёкую кузину, я моментально приняла решение отбить его у неё. Когда же спустя год после моего прихода в компанию я узнала, что наш шаткий босс всё же смог уломать мудрую Пину на отношения, я едва не признала своё поражение, но сдаваться всё равно не желала. Они спали вместе всего пару месяцев, когда на горизонте замаячила поездка в Париж, обещавшая продлиться целых тридцать дней. Изначально в Париж с боссом должна была поехать, естественно, именно Пина, но у моей кузины как нельзя вовремя серьёзно заболела мать, так что она вынуждена была срочно уйти в бессрочный отпуск. Узнав об этом, я пригласила её в кафе за свой счёт, и во время ужина начала жаловаться ей на своё одиночество и на то, как всё плохо у меня с финансами, и как бы сильно я мечтала побывать в Европе, но у меня никогда не получится накопить на подобную поездку самостоятельно… – Лурдес горестно вздохнула, а я скользнула взглядом по её клатчу, в котором пряталась смертельная доза цианида, способная сразить слона. Клатч был закрыт. – Для Пины не составило труда уговорить нашего босса взять в Париж именно меня вместо неё. Думаю, ей достаточно было всего лишь провести с ним одну ночь, чтобы после иметь смелость предлагать ему своего кандидата на эту поездку, и как удобно получилось, что кроме меня у моей бедной кузины кандидатур больше не было. Моя же судьба в тот момент в буквальном смысле висела на волоске и зависела от одной лишь этой поездки: мне скоро должно было исполниться двадцать пять, а у меня всё ещё не было даже намёка на ту роскошную жизнь, которой уже почти обладала моя пусть и гораздо более глупая, но заметно более удачливая кузина. Да-а-а, Пина была удачливой, – задумчиво прищурилась Лурдес. – Мне же откровенно не везло. В момент, когда я только начинала разрабатывать план обольщения заглядевшегося на Пину босса, в Портленд приехал тот самый сын шерифа, от которого в школьные годы я потеряла голову. Мой адрес ему выдала моя глупая тётка Сара, я же, заранее зная, что он приедет, думала, как бы отшить его покрасивее, потому как считала, что за те почти семь лет, что мы не виделись, этот мужчина должен был заметно состариться, в конце концов, ему уже шёл тридцать девятый год. Каково же было моё удивление, когда передо мной предстал красивый мужчина в расцвете своих сил, в чёрном деловом костюме и с букетом красных роз! Позже я узнала, что он устроился охранником в ночном клубе, и костюм был его униформой. Он был неотразим, всё ещё был красивее многих молоденьких парней, несомненно мужественен и, главное, он всё ещё желал меня. Мы переспали во время первой же нашей встречи, после чего начали регулярно пересекаться и в итоге я посвятила его в свои планы на своё будущее: для начала я планировала отбить своего босса у Пины, а спустя ещё некоторое время стать официальной миссис Крайтон, – я чуть не вздрогнула. Так значит, речь шла всё-таки о её муже, отце Августы и Байрона. Как низко… – Моему бойфренду понравился мой план, – от этих слов я не выдержала и всё же вздрогнула: как адекватный мужчина может одобрить подобные планы женщины, с которой спит? – Более того, – решила продолжать ошарашивать меня Лурдес, – он стал моим компаньоном и стал помогать мне осуществлять мой план. Работая охранником в ночном клубе он зарабатывал прилично и иногда приодевал меня посексуальнее или оплачивал мою косметику, чтобы на фоне Пины я выглядела настоящей королевой секса, которой я и выглядела в свои двадцать пять. До сих пор не могу понять, как Пина могла позволять себе быть настолько самоуверенной, чтобы разрешать себе пользоваться минимумом косметики и не подчёркивать свою внешность более выгодными нарядами. В конце концов, как она могла позволить женщине с моими внешними характеристиками поехать в Париж с её мужчиной, – рассказчица победоносно и одновременно разочарованно вздохнула. – И всё же в итоге именно мой главный помощник в итоге стал моей самой главной проблемой в достижении моей цели: занимаясь охотой на Эрнеста Крайтона, я беспрерывно спала с другим мужчиной и в результате, по совершенно дурацкой случайности, забеременела. Если я хотела заполучить Крайтона, мне нужно было поторапливаться, потому как мой пока ещё не начавший расти живот в скором времени обещал всё испортить: я не желала преждевременно делать аборт, опасаясь, что в будущем не смогу родить Крайтону наследника, но сроки поджимали, а Крайтон смотрел только на Пину… И здесь вдруг Париж! Мы вылетели в Европу бизнес-классом вдвоём: только я и Крайтон, и никаких Пин или сыновей деревенских шерифов. Однако в Париже у меня первое время тоже ничего не получалось: Крайтон говорил со мной только о работе, а когда я склоняла его на более личные темы, он сразу же заговаривал о том, какая у меня чудесная кузина. Но в конце второй недели пребывания в Париже мне всё же удалось осуществить свой план: у Крайтона был деловой ужин, во время которого он перебрал со спиртным, я же доставила его в его номер в отеле и по-быстрому с ним переспала. Для того же, чтобы закрепить успех и чтобы с утра он не сказал о том, что произошедшее между нами свершилось в результате пьяной ошибки, утром я организовала ему сексуальные утехи такого уровня, до которого, я уверена, целомудренной Пине было бы никогда не дорасти. Перед отъездом из Франции я прекрасно понимала, что Крайтон попытается от меня отделаться, чтобы вновь вернуться к Пине, и уже видела, что он готовится к знаменитому “серьёзному мужскому” разговору, но я обошла его на решающем повороте. Когда за завтраком в ресторане отеля он сообщил мне о том, что хочет со мной серьёзно поговорить, я взяла слово первой и опередила его на решившие всё доли секунд: до того, как он успел откреститься от нашей французской интрижки, я сообщила ему о своей беременности, продемонстрировав ему положительный результат теста, и расплакалась, зная, что такой же мягкотелый, как Пина, Крайтон примется меня утешать, – глаза миссис Крайтон прищурились. – Отойдя от первичного шока, он действительно начал меня успокаивать. Он опрометчиво пообещал мне, что его ребёнок не будет расти без отца, и в результате, не без моей помощи, он сдержал своё обещание. Из Парижа я возвращалась к своему союзнику с победой: мы это сделали, мы заполучили нашего Крайтона! По прибытию в США ни я, ни Эрнест даже не связались с Пиной, всё ещё находящейся в бессрочном отпуске по уходу за больной матерью. Крайтон хотел ей всё рассказать, но я убедила его в том, что сама это сделаю, так как Пина моя кузина, и он оставил это дело за мной, а я, естественно, оставила это дело невыполненным. Я ничего не сказала Пине, мы с Эрнестом официально оформили брак без всяких препятствий и церемоний, и уже через пару недель уехали в Канаду – бизнес компании Coziness в США так и не смог наладиться, и французская поездка, на которую все рассчитывали, не дала положительных результатов никому, кроме меня и моего тайного союзника, – Лурдес блеснула хитрым взглядом, от которого по моей спине мгновенно пробежал холодок – она собиралась открыть мне что-то пугающее, и я отчётливо это осознавала. – Ссылаясь на одиночество, – продолжила она с лукавой улыбкой на губах, – я уговорила своего мужа взять с собой в Канаду моего друга детства и устроить его, к примеру, моим личным водителем.

От услышанного я чуть не оглохла. Августа не дочь Эрнеста Крайтона, она дочь… Ричарда?!

Ричард – тайный союзник Лурдес?!

Моё сердце оборвалось. Всё время своего заточения в этой машине я рассчитывала на то, что в случае опасного развития событий Ричард станет моим спасителем, а он всё это время был… Любовником Лурдес, её союзником, отцом названной дочери Эрнеста Крайтона… Кем ещё он был и кем была сама Лурдес? На что они были способны и почему она сейчас рассказывала мне свои страшные тайны?

Я почувствовала, как холодеют кончики моих пальцев… Лурдес же, наслаждаясь моим шоковым состоянием, продолжала свой рассказ уже не скрывая своего удовольствия от произносимых ею вслух страшных тайн:

– Вот таким вот интересным образом на свет появилась всеми обожаемая, лучезарная Августа Крайтон. Но появление Байрона было в миллион раз интереснее появления Августы, – ещё более хитро заулыбалась Лурдес, и я заранее испугалась того, что она желала поведать мне дальше.

Что может быть “интереснее” появления Августы, которым Лурдес связала мистера Крайтона по рукам и ногам? Ответ на этот вопрос напрашивался сам собой: Байрон тоже является сыном Ричарда.

Эти двое обманывали мистера Крайтона всю его жизнь. На самом деле у Эрнеста Крайтона нет наследников – и его дети, и его внуки на самом деле являются отпрысками Лурдес, и Ричарда. А значит рождённый мной от Байрона ребёнок тоже является их потомком…

Кажется, оттенок моей и без того светлой кожи побелел на несколько тонов от восприятия этой страшной тайны, и от нежелания осознавать, по какой причине я сейчас всё это выслушиваю. Я всецело погрузилась в свои страшные предчувствия и, увидев моё погружение, Лурдес решила меня одёрнуть:

– Продолжайте слушать мою правду, Тереза, не отвлекайтесь. Моя же правда на тот момент заключалась в том, что мне казалось, будто я достаточно прочно привязала Эрнеста к себе чужим ребёнком, но я ошибалась. Эрнест любил малышку Августу так крепко, словно он сам вытолкнул её из себя в этот мир, но спустя полтора года после её рождения он вновь решил попробовать счастье в ведении бизнеса на территории США. Я сразу поняла, что дело здесь отнюдь не в бизнесе, что всё дело в том, что мой официальный муж не может забыть мою кузину, но я действительно не могла его удержать – он буквально рвался в Соединенные Штаты. Однако, прекрасно оценивая его состояние и предугадывая его истинные намерения, я не отпустила его в Штаты одного – я поехала вместе с ним. Но на сей раз мы обосновались не в Портленде, а в небольшом двухсоттысячном городке, по счастливому стечению обстоятельств находящемуся всего в пятнадцати милях от деревни, в которой всё ещё обитала эта наивная неудачница Пина, до сих пор присматривающая за своей матерью, страдающей почечной недостаточностью. Как я и предвидела, уже спустя два месяца после нашего приезда в США Эрнест окончательно остыл ко мне – он отказывался от секса, стал работать по выходным и начал пропадать на работе даже по ночам. Я сразу поняла, что он снова с ней. Моей соперницей не была и быть не могла другая женщина, кроме Пины, потому что я всегда знала, что Крайтон влюблён именно в неё. А ещё он был воспитан в слишком устаревшей закалке, чтобы позволять себе изменять матери его ребёнка с какой-то проходной вертихвосткой. Он разрешил себе измену потому, что был влюблён, а не потому, что поддался импульсивному порыву страсти, что могло значить только одно: мои надежды на обеспеченную жизнь в тени богатого мужа вновь подверглись серьёзной опасности. В самом начале я ещё лелеяла надежду на то, что он бросит её ради своей привязанности к Августе, но спустя четыре месяца после нашего прибытия в США я поняла, что дело набирает серьёзные обороты и что если я не предприму решительных действий, к концу года я останусь без мужа-миллионера и превращусь в заурядную, невзрачную мать-одиночку, коротающую свою жизнь на окраине какого-нибудь зачуханного Роара, – это был даже не намёк. Это был прямой текст. – Крайтон всё предусмотрел: во время заключения нашего брака он вынудил меня подписать брачный договор, который в итоге стал для меня железной удавкой. В случае развода мне не доставалось вообще ничего, кроме рождённых в браке детей и права на скромные алименты. Я не могла потерять Эрнеста, если не хотела вновь оказаться на обочине. Видя, как сильно он привязан к названной дочери, я, как только получила от него новость о том, что он вновь собирается отправиться в США, начала попытки забеременеть повторно, но у меня никак не получалось зачать. Вскоре я начала думать, что проблема заключается в Крайтоне, и потому с завидной регулярностью пыталась забеременеть ещё раз от Ричарда, но даже моя активная половая жизнь, протекающая параллельно с двумя мужчинами, мне не помогала. В итоге на четвёртый месяц пребывания в Штатах я обследовалась и узнала, что у меня серьёзные проблемы с яичниками и что ещё раз забеременеть я едва ли смогу, по крайней мере для подобного прыжка мне пришлось бы пройти серьёзный курс лечения, обещающий затянуться на несколько лет, а у меня не было в запасе столько времени. Поэтому я решила инсценировать беременность.

Она произнесла эти слова настолько отчётливо самодовольно, что я едва удержалась, чтобы от ужаса не приложить ладонь к своим губам: зачем она рассказывает мне свои грязные тайны?! Зачем?! Но она не останавливалась:

– Стоило мне только сказать Эрнесту, что я снова беременна от него, и радостным тоном дать ему надежду на то, что на сей раз у него точно родится мальчик, то есть наследник его бизнеса, и моего слабовольного мужа мгновенно отрезало от походов налево. Чтобы быть подальше от искушения в лице Пины и одновременно подальше от нелюбимой беременной жены, Эрнест, уже спустя неделю после озвученной мной радостной новости о скором появлении на свет его наследника, улетел в Канаду. Он сослался на срочные дела в головном офисе, а меня он оставил в США якобы приглядывать за развитием событий дочерней компании на этой стороне. Любая жена была бы не в восторге от столь низкого поведения своего мужа: по факту, он бросил меня в другой стране с нашей двухлетней дочерью на руках и предположительно растущим пузом, и ещё требовал от меня ведения его бизнеса на чужой территории. Однако для меня лучшего расклада придумать было просто невозможно. Во-первых, в тот год я наконец подобралась к управлению бизнесом Крайтона впритык, после чего уже не выпускала бразды власти из своих рук, а во-вторых, я снова была безумно богатой и заодно почти свободной. Крайтон навещал меня один раз в месяц, был со мной одну неделю и не требовал от меня физической близости, ссылаясь на нежелание доставлять дискомфорт моей беременности, хотя во время моей первой беременности у него такого заскока не было. После таких наездов он поспешно сматывал удочки в сторону Канады и практически не давал о себе знать до следующего приезда. В остальное же время я наслаждалась своим богатством, плоским животом и пребыванием в компании своей дочери, и её истинного отца. В то прекрасное время мы с Ричардом шиковали за счёт Крайтона как никогда. Мы ели за его счёт, одевались за его счёт и занимались сексом прямо в его постели, а он даже не предполагал, что подобное возможно. Наверное считал, что Ричард немного староват для меня, но как же он ошибался, как же был глуп в своём горе по несостоявшейся любви с Пиной!.. Естественно я не забывалась и каждый день носила накладной живот, ежемесячно корректируя его размеры. На пятом месяце мы с Ричардом решили пойти ва-банк и сообщили приехавшему на очередную неделю мучений Крайтону радостную новость о том, что у него якобы ожидается рождение сына. Крайтон был явно счастлив тому, что у него будет сын, и явно несчастен оттого, что его ему рожу я. Мы же с Ричардом всё заранее спланировали: мы решили инсценировать выкидыш на последнем месяце беременности, чтобы растянуть нашу беззаботную жизнь на подольше. Но этот план мы в итоге слегка подкорректировали, – Лурдес снова выдала пугающую своей холодностью улыбку, и я поняла, что дальше будет только страшнее, но я продолжала молчать, боясь приблизить конец этого страшного рассказа, а вместе с ним и персональную развязку для себя. – Однажды вечером, когда я находилась якобы на третьем месяце беременности, Ричард сказал мне интересную фразу про кукушек. Он сравнил нас с этими птицами: мы, словно кукушки, подложили свои яйца в гнездо Эрнеста и Пины, и теперь могли не переживать о благополучии своего потомства и себя самих. Услышав столь меткое сравнение, я вдруг почувствовала страшную силу желания увидеть лицо этой дурочки Пины. Я хотела уличить её в том, что она опустилась до роли любовницы, унизить её словами о том, что Эрнест ушёл ко мне потому, что он счастлив со мной, потому, что он обожает нашу дочь, и ещё я желала поведать ей о том, что сейчас он с завидным энтузиазмом готовится к рождению своего сына, к своему становлению отцом во второй раз… Я так сильно предвкушала лицезрение этой картины, что у меня даже коленки тряслись, когда я выходила из своего роскошного мерседеса на разбитую подъездную дорожку к тому сараю, в котором Пина продолжала жить вместе со своей старухой-матерью! Я жаждала крови, жаждала отмщения за супружескую неверность своего мужа, жаждала великолепной сцены унижения своей соперницы, но всё пошло не по плану. Дверь мне открыла Пина, и прежде, чем я встретилась с ней взглядом, я увидела её округлившийся живот. Она была по-настоящему беременна. Впустив меня в дом, она не дала сказать мне и слова, потому как сразу расплакалась. Она вдруг начала просить у меня прощение, говорила, что не хотела отнимать у меня счастье, что знала, что я вышла замуж за Эрнеста, но не знала, что в нашем браке уже родился ребёнок, и в своём незнании она обвиняла меня – ведь именно я оборвала все связи со своей сестрой, всегда относящейся ко мне только с добротой, ведь я тогда не сообщила ей о моём выходе замуж за Эрнеста. Она утверждала, что если бы она знала о том, что у нас с Эрнестом есть ребёнок, она бы не поддалась его словам о том, что он всё ещё якобы любит её, она бы оттолкнула его несмотря на все его страстные речи о том, как сильно он тоскует без неё и как сильно он несчастлив со мной в браке… В последний месяц их отношений Пина забеременела, – рассказчица вздёрнула подбородок. – На момент этой несуразной встречи, моего несуществующего беременного живота всё ещё не было видно, и я считала это нормальным, но увидев заметный живот Пины я поняла, что мне пора презентовать своё физическое состояние отчётливее, ведь она была уже на четвёртом месяце беременности, в то время как я должна была быть на третьем, – Лурдес позволила себе перейти на откровенно недовольный тон. – Она носила под сердцем ребёнка Крайтона – не я! Она могла отобрать у меня всё или… Или я вновь должна была отобрать всё у неё. Как бы выразилась моя в итоге наложившая на себя руки мать: так было суждено, – миссис Крайтон прищурилась, глядя в сторону гуляющего неподалёку Ричарда, а я вдруг вздрогнула от вибрации в моей сумочке – мой телефон окончательно разрядился. Теперь я буквально ощущала, как уже давно наброшенная на мою шею удавка начинает затягиваться в смертельный узел. – Пина не успела рассказать Эрнесту о своей беременности, – тем временем продолжала безжалостно вываливать на мою голову тонны собственной правды эта страшная женщина. – Эрнест, как и в предыдущий раз в случае со своей неповторимой любовью, вновь испарился без предупреждения, не сказав своей возлюбленной ни слова, и, как выразилась Пина, она сразу поняла, что он снова обманул её доверчивое сердце и что он, наигравшись с ней, вновь вернулся ко мне, а значит, он всё-таки любит меня и вовсе не несчастен со мной, как он рассказывал ей. Договорив эту дурацкую в своей сентиментальности фразу, эта беременная идиотка вновь ударилась в слёзы и совершенно внезапно перебросилась на совсем иную тему. Она начала говорить о своей несчастной матери, в тот момент спящей в соседней комнате. Оказывается, Сара не поднималась с постели уже две недели. Доктора говорили, что ей необходима срочная операция, но эта процедура была слишком дорога, чтобы Пина могла позволить себе оплатить её. Рыдая, Пина начала умолять меня о деньгах в долг на операцию её матери, моей кровной тётки, параллельно не забывая умолять меня о прощении. План созрел мгновенно. Решение всех проблем было на поверхности и не воспользоваться уже готовой работой предрешенности было бы глупо. Я усадила Пину на стул, начала успокаивать её, называть её своей сестрой, говорить слова о том, что кроме неё и тёти Сары, о которых, по факту, я уже давно как напрочь забыла, у меня больше нет кровных родственников. Дождавшись её успокоения, я предложила ей сделку. Я скормила ей ту же сказку, которой уже третий месяц пичкала Эрнеста. Сказала, что благодаря своему любимому мужу нахожусь уже на третьем месяце беременности. Я сказала, что заплачу́ ту баснословную сумму, которая необходима для срочного оперирования тёти Сары, и её мать не умрёт, как умерла моя, она обязательно будет жить, но я не хочу, чтобы ребёнок моего мужа, кровный родственник моих детей, рос без отца и в бедности, в которой росли мы с Пиной, поэтому Пина, взамен за спасение жизни своей матери, отдаст мне своего ребёнка на воспитание. Я говорила ей, что подстроить это будет очень просто: я якобы рожу двойняшек. На самом же деле второго ребёнка не планировалось, но Пине об этом знать точно не было нужно. Я пообещала ей, что её ребёнок будет расти в полноценной семье, в любви и богатстве, что он получит лучшее из всех возможных образование, но она вдруг вспылила. До сих пор я никогда не видела Пину кричащей, но здесь она закричала даже не боясь разбудить свою больную мать, спящую в соседней комнате. Она выпалила, что ни за что не отречётся от своего ребёнка, что не продаст его, что я бессердечная, жуткая, ужасная… – Лурдес вздрогнула, явно хорошо припомнив подробности эмоций безжалостно обманутой ею кузины. Я же, кажется, превратилась в застывшую каменную глыбу, словно моя жизнь сейчас зависела лишь от одной моей неподвижности. – Чтобы оборвать её детскую истерику, я спросила её, действительно ли она ни за что не отдаст своего ребёнка в более хороший для него мир богатства и изобилия, даже взамен на жизнь своей матери? Она мгновенно дрогнула, а я, поняв, что вбила клин в её уверенность, продолжала его забивать всё глубже, в самую сердцевину. Я сказала ей, что если она откажется от моего предложения, её мать умрёт в страшных муках ещё до рождения своего внука или, быть может, внучки, а Эрнес слишком сильно любит меня, нашу дочь и ожидаемого от меня ещё одного ребёнка, так что моя недальновидная сестра рискует в скором времени остаться совсем одна, без матери, в провинции, и на что она будет выживать, какую жизнь она подарит своему чаду? Чётко увидев нарисованную мной яркую картину неприглядного будущего её семьи, она вдруг спросила совершенно раздавленным голосом, как я собираюсь обставить рождение двойняшек, если я отстаю от её беременности на один месяц. Этим вопросом она дала понять, что она проиграла мне. Снова. Идиотка. Я сказала ей оставить решение этой проблемы мне и она оставила. Пина согласилась отдать своего ребёнка на воспитание мне и его отцу, взамен на спасение жизни своей матери.

От услышанного у меня чуть не случился то ли приступ паники, то ли сердечный приступ. Что сделала эта женщина?.. Она отобрала ребёнка у его матери?!..

– После того, как сделка была устно заключена, Ричард стал навещать Пину несколько раз в месяц, привозя ей продукты, которые она неизменно и грубо отвергала, но навещал он её не с целью заботы о ней, а чтобы быть для неё ярким напоминанием о нашем уговоре и чтобы быть уверенным в том, что она не передумает. Но она не могла передумать, ведь на кону была жизнь её матери, и всё же я не могла отказать себе в удовольствии слегка помучить её, понапрягать её присутствием Ричарда, – рассказчица облизнула свои губы, словно безумная, наслаждающаяся своим безумием. – Я организовала операцию для Сары, которая состоялась уже спустя месяц после заключения сделки между мной и Пиной, и операция прошла успешно, но по итогу оказалась пустой тратой денег и времени. Сара хотя и начала чувствовать себя заметно лучше, и даже начала ходить, однажды утром просто взяла и не проснулась – умерла в собственной постели, спустя почти три месяца после выписки из больницы. Конечно же мы с Ричардом сразу начали переживать по поводу того, что из-за подобного поворота событий Пина забудет о своём денежном долге и пойдёт на попятную, и всё правда пошло комом. За неделю до родов Пина сбежала, но будучи беременной дурой, сбежала недалеко. Спустя неделю, точно в срок, Пина Браун поступила в родильное отделение больницы города Роара, о чём нам стало сразу же известно благодаря работающему в том роддоме знакомому доктору Ричарда. Ричард навестил её на следующий день после родов и сообщил ей, что мы выполнили свою часть уговора и теперь ждём добросовестного исполнения её части уговора. Он сказал ей, что мы готовы забрать ребёнка, но она ответила ему словами о том, что мы ни за что на свете не получим её сына и что если мы не отстанем от неё и попытаемся отобрать у неё ребёнка, она начнёт говорить и для начала расскажет Эрнесту о нашей подковёрной игре, – рассказчица поморщила носом, словно вспоминала сейчас всего лишь о неприятной мелочи, а не о страшных событиях, виной которых она являлась.

Передо мной сидел даже не волк в овечьей шкуре. Эта женщина была хуже волка. Она была самым настоящим монстром. Я не знала, что этот монстр скажет дальше, но всё больше убеждалась в том, что чем глубже он погружается в недры воспоминаний о своём существовании, которое никак нельзя назвать жизнью, тем более страшным итогом эти воспоминания прошлого грозят обернуться для моего будущего.

– Откровенно говоря, я с самого начала знала, что рано или поздно Пина заговорит, как знала и то, что с моей фальшивой беременностью необходимо срочно что-то решать. После того, как Ричард рассказал мне о решительном настроении моей недальновидной кузины, я пришла к выводу, что так даже лучше – пора уже избавиться от этой кости в горле, мешающей мне крепко держать в своих зубах вымученное и потому заслуженное богатство. Так совпало, что именно в Роаре, куда бежала Пина, работал молодой акушер-гинеколог, знакомый Ричарда, который согласился подделать для меня документы о моей фальшивой беременности, тем самым превратив её в самую настоящую. Именно он сообщил нам о поступлении в родильное отделение Роара Пины. Я пообещала ему заплатить тридцать тысяч чистыми за качественно оформленные документы о рождении у меня ребёнка, а за предоставленную информацию о Пине я доплатила ему ещё десятку сверху. Естественно молодой доктор, мечтающий купить себе просторный дом, не просто согласился на моё щедрое предложение, но опасался его упустить и потому был готов пойти на многое, чтобы наша сделка не сорвалась. После того, как Пина дала нам понять, что без боя она не сдастся, я за считанные часы разработала и предоставила Ричарду идеальный план наших дальнейших действий, который тот безоговорочно принял – ведь на кону стояло наше благополучие – и передал доктору. Согласно этому плану Пина Браун в ночь третьего ноября, перед своей выпиской, должна была быть переведена в отдельную палату на первом этаже родильного отделения, в которой не должно было быть закрытого на замок окна. Пойми, Тереза, от этого мероприятия зависели многие жизни, и потому мы продумали всё до мелочей и подстраховались со всех возможных сторон, – от звучания моего имени, вылетевшего из уст этой страшной женщины, по моей коже пробежали мурашки. Услышать своё имя в процессе рассказа столь жуткой истории было всё равно что услышать роковой приговор. – Доктор рассказал Ричарду об отсутствии камер наблюдения, проконсультировал нас по поводу самой удачной в своём размещении для этого мероприятия палаты, находящейся с тыльной и плохо обозримой стороны здания больницы. Доктор не должен был быть непосредственным участником этой рискованной операции, чтобы не привлечь к себе внимание и впоследствии не вывести полицию на нас. Он должен был дать знак Ричарду, когда к Пине принесут младенца в палату, после чего Ричард должен был проникнуть в её палату через окно, пристрелить не желающую держать язык за зубами Пину до того, как она успеет поднять шум, и скрыться до того, как его успеют заметить, но всё пошло не по плану.

ЧТО ОНА СКАЗАЛА?! ЧТО ОНА СКАЗАЛА?! ОНА СКАЗАЛА – “ПРИСТРЕЛИТЬ”?!..

– Ричард проник в палату Пины спустя двадцать минут после того, как ребёнка принесли к ней, – совершенно невозмутимым и оттого ещё более жутким тоном продолжала вскрывать кровавые гнойники своего прошлого женщина-монстр. – Ребёнок спал в колыбели и Пина сама задремала, а потому не успела поднять шум. Ричард пристрелил её быстро, она не мучалась, я попросила его об этом… Но он ещё не успел взять младенца в руки, когда в палату вошли двое молодых докторов, мужчина и женщина. Возможно, они отреагировали на возню в палате, возможно, они просто проходили мимо – неважно. Бедняге Ричарду пришлось пристрелить и их тоже, ведь они всё увидели. После этого он забрал младенца из колыбели и сумел сбежать до того, как в больнице поднялась паника.

Она замолчала. Смотрела куда-то вперёд и молчала. А я словно из реальности нырнула в страшный сон. Кошмарный кошмар…