Ирвинг кивнул, сконфуженный тем, что рот у него внезапно наполнился слюной. Не понимая, должен ли он просто восхититься запасами провианта или выбрать из них что-нибудь, он неуверенно указал на тюленье мясо.
– И-и! – снова воскликнул мистер Тикеркат.
Он взял длинный шмат мягкого мяса с салом, вытащил из-под короткой парки очень острый костяной нож и отрезал один кусок Ирвингу, другой себе.
Стоявшая рядом старуха жалобно заскулила, а потом выкрикнула: «Каактунга!» Когда никто из мужчин не обратил на нее внимания, она повторила: «Каактунга!»
Мужчина состроил Ирвингу гримасу наподобие такой, какую один мужчина обычно корчит другому, когда женщина что-нибудь требует в их присутствии, и сказал: «Орссунгувок!» Но все же он отрезал полоску тюленьего сала и бросил старухе, точно собаке.
Беззубая карга радостно захихикала и принялась жевать сало.
Все остальные незамедлительно сгрудились вокруг саней, достали ножи и принялись резать мясо и есть.
– Айпалингьякпок, – сказал мистер Тикеркат, со смехом указывая на старуху.
Все прочие охотники, старик и мальчик – все, кроме старшего мужчины в головной повязке и с мешочком на груди, – тоже рассмеялись.
Ирвинг широко улыбнулся, хотя понятия не имел, в чем заключалась шутка.
Старший мужчина в головной повязке указал на Ирвинга и резко сказал:
– Кавак… суингне! Кангунартулиорпок!
Лейтенанту не понадобился переводчик, чтобы понять, что мужчина произнес слова – независимо от их конкретного смысла – отнюдь не похвальные и не одобрительные. Мистер Тикеркат и несколько других охотников просто помотали головой, продолжая есть.
Все эскимосы, включая молодую женщину, пользовались ножом так же, как леди Безмолвная в своем снежном доме более двух месяцев назад: отрезали ломтики мяса и сала, направляя ко рту острое лезвие, едва не задевавшее измазанные жиром губы и язык.
Ирвинг старался действовать таким же манером, но нож у него был не таким острым, и он орудовал им весьма неуклюже. Но он хотя бы не порезал себе нос, как в первый раз, в обществе леди Безмолвной. Эскимосы поглощали пищу в дружелюбном молчании, вежливо порыгивая и изредка попердывая. Мужчины время от времени пили из кожаного меха или бурдюка, но Ирвинг уже достал флягу, которую держал за пазухой, чтобы вода не замерзла.
– Кии-на-оо-вит? – внезапно сказал Инук Тикеркат. Он постучал кулаком себя по груди. – Тикеркат. – Затем молодой человек снова снял рукавицу и показал два из оставшихся на руке пальцев: указательный и средний.
– Ирвинг, – сказал лейтенант, похлопав ладонью себя по груди.
– И-вунг, – повторил эскимос.
Ирвинг улыбнулся, глядя на него поверх куска сала. Он указал рукой на своего нового друга.
– Инук Тикеркат, и-и?
ebooksa