— Что за любовь, мама?.. Клянемся Аллахом, мы даже приревновали…
— Говорила «зарежу, зарежу», а сама кинулась этому типу на шею, да еще и целовалась… Ах, моя ветреная мамочка…
Возле гостиной находился небольшой чуланчик. Барышни по очереди вставали на пустой куб для воды и через щели в стене и потолке наблюдали всю сцену.
Надидэ-ханым смущенно улыбнулась:
— Не говорите глупостей, дети мои… Мурат наш самый близкий родственник. Я даже хотела позвать вас, но без разрешения ваших мужей это сочли бы непристойным… — Потом добавила: — Чужая душа — потемки, однако, похоже, что мы напрасно настроили себя против Мурата.
Теперь пришел уже ее черед навестить больную. Ведь несчастная женщина также считалась ее невесткой.
На следующий день Надидэ-ханым надела новое фиолетовое платье и отправилась к больной. Она посчитала, что приводить дочерей в дом чахоточной нельзя, и взяла с собой кормилицу с карамусала. Несмотря на то что до дома, где жил Мурат, было не более восьми-десяти минут ходьбы, она поехала на машине.
Как назло, в тот день мутасарриф снова уехал в Стамбул.
Когда ханым-эфенди, а за ней и кормилица с Карамусала вошли в сад, они увидели служанку, которая стирала белье.
Дети забрались на инжирное дерево и дразнили большую дворовую собаку, которая была вся в пыли и грязи, как и они сами. Завидев гостей, они испугались и скрылись за домом.
Больная спала в ближней от двери комнате в кресле-качалке. Когда Надидэ-ханым и кормилица с карамусала увидели, что она спит, они собрались было уйти. Однако пока они объясняли все глупой служанке, которая бросила белье и прибежала в дом, женщина уже открыла глаза.
Ханым-эфенди, дабы не беспокоить больную, ласково сказала:
— Дитя мое, я не хотела вас беспокоить, но вы уже проснулись. Я не чужая. Я тетка Мурата. Вы тоже мне дочь, моя невестка.
Молодая женщина ответила:
— Да, Мурат говорил мне… — и попыталась подняться.
Ханым-эфенди беззаботно сказала, будто они жили вместе уже много лет:
— Не беспокойся, дитя мое, — и заботливо поправила ей подушку. Затем взяла стул и присела подальше от нее, у окна.
Вероятно, больная не общалась ни с одним образованным человеком из Стамбула и очень обрадовалась такому участию. Надидэ-ханым завела разговор о том, что более всего интересовало таких больных, как она:
— Я не врач, но многое знаю не хуже иного врача. Я видела несколько подобных больных, которые жили в окрестностях. Они были еще в более плачевном состоянии, чем вы. Но благодаря воздуху Стамбула их за три месяца поставили на ноги… Потом у них даже родились дети. Если бы погода стала более прохладной. Вам станет скоро значительно лучше… Да что там далеко ходить! Я сама семь лет была почти прикованной к постели… Расскажи-ка, кормилица… Расскажи моей дочери, как я заново родилась…
Заверения кормилицы звучали еще более убедительно, чем слова ханым-эфенди, настолько, что им поверила даже Надидэ-ханым. И, убедившись в том, что больная непременно поправится, начала радостно смеяться. Кормилица же тем временем давала рецепты самых разнообразных настоек и смесей. От этих лекарств, в отличие от тех, которыми лечит врач, не было никакого вреда. Например, вместе с молоком, которое она пила по утрам, требовалось быстро проглотить шарик горькой полыни величиной с горошину…
ebooksa