Ветки кизила

22
18
20
22
24
26
28
30

Одним словом, проблема казалась неразрешимой.

Слава Аллаху, в это время объявился некий крестьянин по имени дядя Хасан. Он говорил, что приходится няньке двоюродным братом, и предлагал отвезти его к себе в провинцию. Хозяйка дома никак не могла понять, действительно ли они родственники, но в то же время находила это предложение очень даже заманчивым. Дядя Хасан говорил: «Вы ни о чем не беспокойтесь, ханым-эфенди. Я отвезу его в деревню на руках. Мы будем ухаживать за ним до самой его смерти. Конечно же, за эти годы он подкопил денег. Ему должно хватить их на всю оставшуюся жизнь. Может быть, даже еще и останется…»

Хозяйка дома, глубоко вздохнув, произнесла:

— Какие деньги? Он работал просто так… — Но на следующий же день, невзирая на то, что Таир-ага уже полгода как ничего не делал, она с лихвой выплатила няньке деньги за все месяцы работы.

Так как поезд Мурат-бея и теплоход Таира-ага отправлялись в одно время, проводить няньку было некому, кроме повара и Гюльсум. Хозяйка дома сказала:

— Любимый мой нянька, тебя проводят повар и Гюльсум. Мы тоже придем, когда вернемся с Хайдарпаша…

Для того, чтобы обеспечить Таир-ага приятное путешествие, было сделано все, что только возможно. В носовой части корабля «Хаджи Давут», который готовился к отплытию с пристани Сиркеджи, для него приготовили прекрасную постель на рундуке[45]. Вокруг нее протянули занавеску, чтобы он не простудился. Если нянька вдруг заскучает во время путешествия, для него на камбузе всегда был кипяток и чайник с заваркой.

Гюльсум, которая сидела на ноге няньки, удивлялась тому, что он не рад этому комфорту. Она иногда глубоко вздыхала и говорила: «Ах, если бы я оказалась на твоем месте, нянька!»

Нянька ждал ханым-эфенди и ее детей до темноты. Иногда он обращался к Гюльсум:

— Смотри хорошенько, Гюльсум. Смотри, вдруг они придут, а нас не увидят…

Гюльсум была уверена, что они не придут. Однако она, дабы не огорчать няньку, нарочно бродила по его каюте и поглядывала на пристань. Наконец повар собрался уходить.

— Эй, нам уже пора, — сказал он, — если мы задержимся, нас наверняка отругают.

Гюльсум и Таир-ага незадолго до этого спокойно беседовали, но, услышав слова повара, начали бурно прощаться.

Нянька лил слезы, Гюльсум задыхалась от рыданий. Таир-ага то и дело целовал девочку, говоря: «Гюльсум, прости меня ради Аллаха! Теперь если и суждено нам увидеться, то уже на том свете».

* * *

Тем вечером в доме разразилась неописуемая буря.

Около полуночи все разошлись по комнатам. Хозяйка дома также готовилась ко сну. Дверь легонько заскрипела, и вошла Гюльсум с подсвечником в руке.

Надидэ-ханым спросила:

— Девочка, разве ты ещё не ложилась?

— Не ложилась, ханым-эфенди. Я не могу уснуть.

— Ты заболела?