Стременчик

Владислав быстро к нему нагнулся. Затем Цезарини повернулся за помощью к Розгону и другим епископам, и канцлер слегка неуверенным голосом начал повторять то, что раньше так красноречиво выкладывал.

Король слушал в молчании, не давая знака ни противоречия, ни согласия. Кардинал, который изучал это молодое, страдающее лицо, ждал, не сверкнёт ли на нём лучик. Он видел только всё более сильное беспокойство.

После епископов, которые все вторили Цезарини, с живостью и фамильярностью старого слуги, домочадца, советника заговорил Ласоцкий.

Из всех, может, речь декана, который лучше всех знал, как нужно убеждать молодого государя, произвела на него самое сильное впечатление.

Открылись уста, Владислав начал защищаться словами и аргументами Грегора из Санока. Ласоцкий их парировал, заслоняясь папским легатом, авторитетом святого отца…

Противостоять этому натиску король не мог. Очевидно, он уже чувствовал себя сломленным, оглядываясь, не придёт ли кто на помощь. Но все были против него.

Качающийся, уставший, Владислав упал на стул, опёрся на руку и, уже ничего не отвечая, неподвижно сидел.

Кто-нибудь другой, быть может, сжалился бы над его состоянием, но не кардинал Цезарини, который именно безоружностью и временным бессилием должен был воспользоваться.

Поэтому он наступал на короля, чтобы не оставлял их в неопределённости.

Владислав поглядел с мольбой, и ничего не отвечал. Молчание Цезарини расценил как согласие.

У Ласоцкого уже было приготовлено королевское письмо с датой этого дня (4 августа 1444), и он тут же начал громко его читать.

Цезарини победил.

Когда спустя несколько часов Грегор из Санока, вернувшись из монастыря, вошёл на дворы, его поразила перемена их внешнего вида. Юноши с криками и радостью, давно там не бывалой, бегали, точно уже готовились к какой-то экспедиции.

Амор из Тарнова заступил ему дорогу, поднимая вверх руку.

– Магистр! – воскликнул он. – Хорошая новость! Идём на турка! Война объявлена.

– Тебе почудилось? – ответил магистр.

Затем подбежал Гратус.

– Значит, вы не знаете, король и все паны приложили печати на акт, объявляющий войну. Идём на нехристей!

Не веря ушам своим, магистр побежал прямо к королю.

Это была именно та минута, когда Владислав, после несколькочасовой борьбы вернувшись в спальню, хотел просить у Бога прощения за то, что поддался насилию, упал на аналой перед распятием, дабы помолиться… над головой держал сложенные руки.