Белый снег – Восточный ветер,

22
18
20
22
24
26
28
30

«Порученец» захлопнул толстую папку и неожиданно посетовал:

– Хотите – верьте, хотите – нет, но мы когда-нибудь утонем в бумагах!

– Уж не знаю, кому верить… – осторожно ответил Плакс.

Молодой человек мягко улыбнулся и представился:

– Фитин Павел Михайлович, начальник Первого управления НКВД.

– Извините, но это название мне ничего не говорит.

– Разведка.

Плакс совершенно другим взглядом посмотрел на хозяина кабинета. Опытный разведчик, прошедший суровую школу большевистского подполья, Гражданской войны, а затем пятнадцать лет проработавший в нелегальных структурах Коминтерна, он мысленно сравнивал Фитина с людьми, ранее занимавшими этот пост – Дзержинским, Таршисом (Пятницким), Артузовым, Берзиным, – и не находил объяснения столь головокружительной карьере.

«Наверное, около тридцати? – гадал он. – И уже руководит разведкой… Но это невозможно! Необстрелянных, зеленых мальчишек ставить на такое дело!»

Фитин, в свою очередь, не скрывая любопытства, рассматривал человека, от которого во многом зависел успех предстоящей операции. Его взгляд цеплял каждую мелочь.

«Да… Постаралось лагерное начальство. Выдали бедолаге костюм блатаря-пижона. Разведчик такой носить не станет. Его дело – быть неприметным. И причесочка еще та. Такую до войны еще поискать надо было. А держится молодцом, чувствуется старая школа. Лагерь его не сломал. Глаза… Хорошие глаза, нет в них ни страха, ни заискивания. Такому, кажется, можно доверять».

Фитин пододвинул к Плаксу пачку «Беломора» и предложил:

– Закуривайте, Израиль Григорьевич.

Плакс вопрошающе посмотрел на Фитина.

– Я знаю, что вы чаще пользовались иным отчеством и иными именами – они также фигурируют в деле, которое мы получили по линии Коминтерна. Но я хотел бы обращаться к вам, используя ваши настоящие имя и отчество.

Израиль кивнул и мягко отодвинул от себя папиросы.

– Спасибо. В лагере такое стоит крайне дорого. Хорошо, что не пристрастился к курению, – чуть улыбнувшись, проговорил он.

– Понимаю, – кивнул Фитин. – Я изучил ваше дело… К глубокому сожалению, таких трагедий перед войной произошло немало… Перестраховались… Ведь настоящих врагов очень много.

– Давайте не будем об этом, – глухо проговорил Плакс. Потом его словно прорвало: – Нет, как вы могли?! Как допустили, что фашисты захватили полстраны и бомбы рвутся в самой Москве! Как?!

Фитин промолчал. Перед ним была еще одна жертва Большого террора. Здесь, на Лубянке, два года назад следователи выбивали из Плакса признательные показания, но, вот удивительно, сейчас он думал не о себе, а о Родине, от имени которой его осудили не только на бесчестие – на верную смерть. Он поражался мужеству этого человека, которого не сломили ни предательство бывших друзей, ни унижения, ни каторжный труд на лесоповале.