Белый снег – Восточный ветер,

22
18
20
22
24
26
28
30

Формально, по закону, он особо опасный государственный преступник, враг народа, размышлял Фитин. Приговор никто не отменял, но… Но все изменила война. По большому счету, в войне только две противоборствующие стороны. Гитлер, который вероломно напал на нашу страну, а вместе с ним и всякая шушера – белогвардейцы, предатели, таившиеся до поры до времени, а теперь решившие взять реванш, а с другой стороны – те, кто грудью встал на ее защиту.

И все-таки кто же ты, Израиль Плакс? Враг, затаившийся, злобный, готовый ужалить в любую минуту? Или друг? Нет, не враг! Какой, к черту, враг! Человек прошел девять кругов ада, не оклеветал ни одного из своих соратников, несмотря на всю жестокость следователей. И сейчас он думает не о себе, а о той страшной беде, что нависла над страной.

В гибком уме молодого начальника разведки зародилась смелая идея. А что, если Плакса непосредственно подключить к операции? Рискованно? Несомненно! Клеймо «враг народа» – это не шутки. Малейшая ошибка, и можно оказаться в одной камере с ним.

Страшно… А кому сейчас не страшно? Нет, надо рискнуть, все больше склонялся к такому решению Фитин. Прямое участие Плакса в работе с Саном, вне всякого сомнения, активизирует операцию, позволит выполнить задачу товарища Сталина в срок. К тому же Сан, скорее всего, пойдет на контакт только с Плаксом. Но как убедить в этом Лаврентия Павловича? Как? Одних только слов о надежности Плакса явно недостаточно. Необходимо найти что-то весомое, надежный крючок, с которого сорваться невозможно.

Стоп! – пронзила догадка. Жена и дочь! Это серьезный аргумент. Жена «врага народа» с первых дней была не просто на фронте, но совершала оперативные действия за линией фронта. А дочь находилась не в детском доме для детей «врагов народа», а в спецпансионате для детей сотрудников ведомства в Туле. Кто-то очень опытный и властный смог уберечь семью этого человека от печальной участи. Разве это не говорит о том, что перед ним сидит не замаскировавшийся враг, а человек, которому можно было поверить в столь сложном и опасном деле?

Мысль работала дальше. Если отозвать жену с фронта и вернуть из Тулы дочь… Если разместить их на одном из спец-объектов под Москвой, обеспечить особый льготный режим, обеспечить жену Плакса соответствующей работой, а самого Плакса со спецзаданием направить в Штаты, может получиться неплохой размен. Он нам Сана и все, что с ним связано, а мы сохраним жизнь и здоровье его жене и дочери. Такая логика может убедить Лаврентия Павловича…

Фитин возобновил разговор:

– Израиль Григорьевич! Кто такой Сан и насколько он способен осветить реальное положение в высших кругах США и Японии?

Вопрос, заданный в лоб, заставил Плакса подобраться. Как настоящий профессионал, он не спешил раскрываться и ждал следующего захода.

– Не буду скрывать, положение под Москвой тяжелое, да вы и сами все видели… – Фитин взглянул в глаза Плакса, и тот не отвел их в сторону. – Поэтому я обращаюсь к вам как к профессионалу, как к советскому человеку, который много раз не щадил себя ради Родины. Нашей Родине сейчас трудно, очень трудно, и я спрашиваю прямо: мы можем рассчитывать на вашу помощь и на помощь Сана в решении крайне важной государственной задачи?

Фитин не торопил с ответом: излишняя настойчивость могла все испортить.

После долгого молчания Плакс ответил вопросом:

– Вы можете гарантировать его жизнь, но самое главное – сохранение его репутации?

Это послужило для Фитина обнадеживающим сигналом. Спеша закрепить успех, он заверил:

– Да, конечно!

– Еще раз подчеркну – репутация, – с нажимом произнес Плакс. – В положении Сана она значит много больше, чем сама жизнь. В свое время он был вхож в ближайшее окружение не только президента США, но и… – Он испытующе посмотрел в глаза Фитина. – Но и самого императора Хирохито.

– Я даю вам слово. И еще. Для нас безупречная репутация Сана есть залог успешного выполнения задания.

– Хорошо. В таком случае что именно от меня требуется?

– Ничего сверхъестественного. Восстановить связь и активно продолжить работу.

Руки Плакса на зеленом сукне стола слегка вздрогнули. Он не мог поверить в то, что услышал.