– Я не ослышался?
– Нет!
– Как? Вы доверяете мне – врагу народа с неотмененным, но и не приведенным в исполнение смертным приговором?
На лице Фитина появилась болезненная гримаса. Он промолчал, затем нажал на кнопку вызова. В дверях появился помощник.
– Принесите нам чай и что-нибудь к нему.
– Есть! – ответил офицер.
В кабинете повисла тишина. Фитин решил дать Плаксу время прийти в себя.
После тягостной для обоих паузы Плакс внезапно осипшим голосом спросил:
– Что с моей женой и дочерью?
– Они живы.
Ответ Фитина окончательно растопил ледок недоверия.
– Живы! Где они?
– Ваша жена Мария с первых дней войны на фронте. Выполняет задания по своей профессиональной принадлежности. А Люба, ваша дочь, находится в Туле в пансионате детей офицерского состава. – Фитин заметил, как губ его собеседника коснулась легкая улыбка, по углам глаз разбежались складочки, взгляд стал теплее.
– Значит, не забыли, – улыбнувшись по-мальчишески, проговорил Плакс.
– Я думаю, в ближайшее время в их судьбе произойдут существенные изменения. Мы переведем их сюда.
– Существенные изменения? Поясните, пожалуйста.
Фитин не стал кривить душой и ответил честно:
– Израиль Григорьевич, в нынешнем положении большего мы сделать пока не можем. Мы переведем их в Москву.
Здесь, в Москве, они будут обеспечены всем необходимым, пока вы будете работать в Штатах.
– Понятно, страхуетесь, – не без горечи произнес Плакс, но в его голосе не было ожесточения. – Я вас прекрасно понимаю, Павел Михайлович, вы не Господь Бог, но и так сделали многое. Вы поверили мне. Для меня это главное. А потом… Наш главный судья – это наша совесть. Я согласен.